– А разве оно есть, это доброе имя? – Гейс смотрел прямо в глаза Нело. – Что возвращать?
– Я согласен ответить за незаконный сбор «куам-кумы», – неожиданно миролюбиво ответил Нело, – но умирать за глупое убийство и нелепую кражу я не собираюсь. И если вы мне поможете, считайте, что моя жизнь принадлежит вам, я буду вечно вам обязан.
– Больно надо! – фыркнул Гейс. – Что я буду делать с такой жизнью!
– Глубоко тебе признателен, Нелуро, за эти слова, – склонил голову Мантий-Мукаделис, – но мой поступок продиктован лишь желанием не допустить несправедливости, могущей повлечь за собой вереницу печальных событий. А жизнь твоя, мой дорогой, принадлежит только тебе и Великой Вселенной, более никому! – Ну, мне же надо было сказать что-нибудь благодарственное, – развел руками Нело. – Спасибо, что отказались, а то и не знаю, как бы забирал свои слова обратно. Итак, имя у расследователя имеется?
– О, да, его зовут Чемерон-Зенезеба! Неужели вы не слышали о нем?
– Я – нет, – честно признался Гейс.
– И я не слышал.
– Странно, ведь он величайший из величайших!
– А чем мы собираемся расплачиваться с Зенезебой за его величайшие труды? – Нело посмотрел на священника. – Я ничего не успел прихватить с Анэль, у вас тоже особых богатств не наблюдается.
– Чемерон-Зенезеба востребует справедливости бескорыстно! Разве может идти речь о вознаграждении за дело всепланетарной важности? Никакие средства нам не понадобятся в этом вопросе!
– Если честно, я очень в этом сомневаюсь, – сказал Нело, – но вам, наверное, виднее. – Ладно, мне все ясно, я пошел, – Гейс встал с белого кругляка на ножке.
– Куда?
– Изображать на приборах и поисково-определяющих системах страшное кораблекрушение, постигшее нас. Мантий-Мукаделис, можно вас спросить?
– Слушаю тебя, мой дорогой Гейс.
– В случае крайне неудачного спасения мною меня же самого, я могу иметь надежду запрятаться в вашем монастыре и не вылезать оттуда, пока всё не утихнет?
– О, да, мой дорогой Гейс, ты, разумеется, можешь иметь эту надежду!
– Я рад, – Гейс направился к выходу, – прямо легче задышалось.
Бортовые времямеры сообщили о наступлении утра, когда Гейс смог, наконец-то, осуществить «катастрофу» «Антарагона» по всем параметрам. Глаза слезились от плотности световых символов наполнивших пространство над пультом управления – Гейс снова работал в темноте, когда все постороннее исчезало, оставался только пульт и летящие вокруг звезды, ему легче думалось. Когда Гейсу удалось растворить последний символ, он не упал от усталости с кресла только благодаря плотно поддерживающей спинке. И будто почувствовав, что процесс завершен, в кабину заглянули Мантий-Мукаделис и Нело.
