Поллетти внимательно посмотрел на фигуры. Они изображали полицейского, швейцарскую стюардессу, священника-иезуита, носильщика из отеля и иорданского араба. Они медленно подошли к дивану и исчезли.
Сильвестре включил свет.
– Ну? Кто из них был Охотником?
– Нельзя ли взглянуть еще раз? – попросил Поллетти.
Профессор отрицательно покачал головой.
– Я и так дал лишнюю секунду.
Марчелло потер подбородок, взъерошил волосы и нерешительно произнес:
– Араб показался мне каким-то подозрительным…
– Неправильно!
Сильвестре снова нажал кнопку, и у дальней стены возник иезуит, фигура которого в освещенном зале казалась прозрачной, но была хорошо видна.
– Взгляни, – сказал Сильвестре. – Иезуит, вне всякого сомнения, не тот, за кого пытается выдать себя. Буква «И», первая буква в названии его ордена, видна как на правой, так и на левой стороне груди. Ведь это сразу его выдает!
– Я никогда не обращал внимания на иезуитов, – пробормотал Поллетти, вставая и звеня монетами в кармане.
– Но в Риме они попадаются на каждом шагу! – воскликнул Сильвестре.
– Именно поэтому я никогда не обращал на них внимания.
– Как раз поэтому ты должен был замечать их! – В голосе Сильвестре звучало возмущение. – Фальшивая деталь в традиционной одежде – самый верный признак и сразу должна вызвать подозрение. – Он печально покачал головой. – Когда я принимал участие в Охоте, мы обращали на подобные вещи особое внимание. Ничто не ускользало от моего взгляда.
– Ничто, кроме банана со взрывчаткой, – подхватил Поллетти.
– Верно, – согласился профессор. – Этот парень из Нигерии узнал о моем пристрастии к тропическим фруктам.
– Насколько я помню, у вас были и некоторые другие ошибки, – уколол учителя Поллетти.
– А я и не скрываю, – голосом, полным достоинства, произнес Сильвестре. – Мне всегда не везло, поэтому теперь я стараюсь научить других избегать моих ошибок. У меня были весьма способные ученики. Боюсь, Марчелло, ты к ним не относишься.
– Пожалуй, – согласился Поллетти.
– Ты закончил полный курс обучения. Нельзя сказать, что у тебя начисто отсутствуют способности. Но какое-то глубоко засевшее безразличие, равнодушие мешает тебе вложить душу и сердце в самое благородное занятие человека – Охоту!
– Пожалуй, вы правы, – признался Поллетти. – Почему-то интерес к этому у меня быстро исчезает.
– Наверное, в твоем характере есть какой-то серьезный недостаток, – печально произнес профессор Сильвестре. – Какая судьба ждет тебя, мой мальчик?
