— Нет, не слишком, — серьезно заметил я. — Когда опыт поставлен на площади в четыре с половиной миллиона гектаров Волго-Уральской равнины, ошибку в выводах можно считать исключенной. Не везде, конечно, эта территория покрыта такими садами, какие вы увидите у меня, но таких опорных пунктов в полупустынных степях становится все больше и больше. «Вековечное» же продвижение песков нами окончательно приостановлено. Мы сковали их густой зеленой сетью степных трав.
Им негде разгуляться, они не соберутся больше в барханы, не пойдут в наступление на плодородные земли. Наоборот, мы теперь перешли в наступление на пески.
Профессор Бергофф слушал меня рассеянно. Казалось, все это его не очень интересовало.
— И все же, — заметил он упрямо, — участок опыта слишком мал в сравнении с разрушительными силами природы, действующими на всей планете. К тому же ваш опыт единичен.
— Ошибаетесь, он не единичный и не первый. Разве вы не знаете об опытах Докучаева в Каменной степи, под Воронежем? — удивился я.
— Слыхал что-то, — пробурчал Бергофф. — Но ведь, в конце концов, и это всего лишь опыты.
— Нет, это уже и практика, — горячо возразил я. — В Каменной степи действительно происходили когда-то ужасы вроде тех, о которых вы только что рассказывали. В результате неправильного обращения с землей плодородные в прошлом черноземные степи постепенно теряли былую урожайность. Но когда Докучаев разгадал причины выветривания почв, он дал надежный способ борьбы с этим злом, заложив в Каменной степи полезащитные лесонасаждения. Все изменилось вокруг. Из года в год стало расти плодородие этой земли. Улучшился климат, увеличилось количество птиц и животных. Травопольная система хозяйства, введенная уже в наше время, невиданно повысила урожайность. Я мог бы рассказать вам и о преобразовании Сальской степи и о других землях нашей страны, которые совершенно изменены за последние годы советскими людьми, да полагаю, что хватит и этого. Прошу взглянуть хотя бы на наше «пустынное хозяйство».
С этими словами я пригласил заокеанских гостей следовать за собой. Бергофф отнесся к этому без особого энтузиазма. Ему, видимо, гораздо приятнее было вести отвлеченный спор, чем рассматривать наши сады и поля, опровергавшие его теорию умирания земли. Секретарь профессора последовал за нами с тупым выражением на лице.
Я ходил с ними среди деревьев, знакомя почти с каждым растением. Подводя к дубу, я рассказывал, как отлично прижился он в этих песчаных почвах, примирившись с их сухостью и солонцеватостью. Показывал им то вяз туркестанский, то клен татарский, то лох или дикую маслину, то липу и каштан, то другие деревья. Потом повел их во фруктовые сады, предложил посмотреть на яблони, груши, вишни, сливы и абрикосы. Показал и бахчи, на которых зрели арбузы и дыни, сводил на виноградники.
