За ним под вторым номером шел Уорд Хеккет. Затем Анджей Важевский. Ему, очевидно, нравился третий номер, и он победно вскинул голову, глядя перед собой. Четвертым уселся Людвиг Квернер. Он даже не посмотрел на соседей. Ему было абсолютно все равно, где и с кем сидеть. Он поправил очки и сел на свое место. Пятым разместился Ихсан Абд аль-Хашаб, покосившийся на своего соседа Кодзи Симуру, который скромно опустился на следующий стул. Седьмым сел Дронго, и, наконец, восьмым разместился комиссар Брюлей. Он единственный из всех остальных проработал всю свою жизнь в полиции.
Почти сразу в комнату вошли четверо незнакомцев. Двое мужчин и две женщины. Один из мужчин был тот самый рыжеволосый, который вошел в ресторан и объявил о сборе в конференц-зале. Он был молод — не больше тридцати пяти лет.
Второй, мрачный и небритый, сел рядом с ним, внимательно оглядывая присутствовавших. Он казался старше лет на десять и, очевидно, раньше занимался спортом. У него были сильные руки, широкие плечи и характерное лицо борца или боксера. Молодые женщины представляли полную противоположность друг другу. Одна — блондинка лет тридцати, другая — брюнетка чуть помоложе. Обе одеты в серые костюмы, только у блондинки он был темно-серым, а у брюнетки — с голубым отливом.
Все четверо вошедших сидели за столом, словно в ожидании новых участников этой сцены. И наконец дверь открылась, в проеме показался высокий седоволосый плотный мужчина, который толкал перед собой инвалидное кресло. В нем сидел старик с выпирающим кадыком. У него мелко тряслась голова, высохшие руки лежали на коленях. Красноватые водянистые глаза немного слезились. Однако каждый из находившихся здесь экспертов почувствовал твердость его характера.
По-настоящему упрямыми чаще всего бывают фанатики или старики, которым уже нечего терять. Но в глазах сэра Энтони Чапмена был еще и праведный гнев мстителя. Он не просто хотел найти возможного убийцу, он хотел мести, хотел высшей справедливости, совершенной еще при его жизни, и поэтому казался особенно беспощадным.
За спиной старика стоял, вероятно, его сын — Стивен Чапмен. Несмотря на более молодые, упругие черты лица, большое сходство между сыном и отцом было очевидным. У Стивена был более спокойный, холодный взгляд делового человека. Но и более отчужденный. Он, наверное, также хотел узнать истину, но в отличие от своего отца не был фанатиком. Или стариком, чтобы так неистово желать мести. Он жаждал только справедливости. И хотел обеспечить безопасность внука.
