Она отходит от доски и прислоняется животом к парте. Повторяет правило.
«Но больше всего я люблю свой живот», — заключает она про себя.
«Ах, как я боюсь учительницы, — думает в углу веснушчатый мальчик. — Почему она так много знает… И такая умная… И знает, наверное, такое, что нам страшно и подумать…»
Раздается звонок. Белая учительница выходит из класса, идет по широким пустым коридорам. Вокруг нее один воздух. Никого нет. Наконец она входит в учительскую. Там много народу. Нежданные, о чем-то думают, говорят. Белая учительница подходит к графину с водой и пьет.
«Какая ледяная, стальная вода, — дрогнуло в ее уме, — как бы не умереть. Почему так холодно жилке у сердца… Как хорошо»… Садится в кресло. «Но все кругом враждебно, — думает она, мысленно покачиваясь в кресле, — только шкаф добрый». Между тем все вдруг занялись делом.
Пишут, пишут и пишут.
В комнате стало серьезно.
К белой учительнице подходит мальчик с дневником.
— Подпишите, Анна Анатольевна, а то папа ругается.
Белая учительница вздрагивает, ничего не отвечает, но шепчет про себя:
— Разве мне это говорят?.. И разве я — Анна Анатольевна? Зачем он меня обижает. «Я» — это слишком великое и недоступное, чтобы быть просто Анной Анатольевной… Какое я ко всему этому имею отношение?!
Но она все-таки брезгливо берет дневник и ручку. «Я подписываю не дневник, — вдруг хихикает что-то у нее в груди. — А приговорчик. Приговор. К смерти. Через повешение. И я — главный начальник». Она смотрит на бледное заискивающее лицо мальчика и улыбается. Легкая судорога наслаждения от сознания власти проходит по ее душе.
— Дорогая моя, как у вас с реорганизацией, с отчетиками, — вдруг прерывает ее, чуть не дохнув в лицо, помятый учитель. — Ух ты, ух ты, а я пролил воду… Побегу…
Опять раздается звонок. Белая учительница, слегка зажмурившись, чтоб ничего не видеть, идет в класс.
…Кружева, кружева и кружева.
«Хорошо бы плюнуть», — думает веснушчатый нервозный мальчик в углу.
Шестью восемь — сорок восемь, пятью пять — двадцать пять.
Белая учительница стоит перед классом и плачет. Но никто не видит ее слез. Она умеет плакать в душе, так, что слезы не появляются на глазах.
Маленький пузан на первой парте вылил сам себе за шиворот чернила.
«Я наверняка сегодня умру, — стонет пухлый карапуз в другом углу. — Умру, потому что не съел сегодня мороженого… Я ведь очень одинок».
Белая учительница повторяет правило. Неожиданно она вспотела.
«По существу ведь я, — думает она, императрица. И моя корона — мои нежные, чувствительные мысли, а драгоценные камни — моя любовь к себе…»
