– Я узнала, из какого это фильма.
Э—э нет. Таких слов нет в правилах нашей игры. И никогда не было. «Я узнала, из какого это фильма». Ты что, Сашка. Так могла сказать любая наша однокурсница. Но только не ты…
– Ты пойми, дуралей, я не играю сейчас. Я ни во что не играю сейчас. Я сейчас не играю, ты слышишь, что я тебе говорю – сейчас не игра. Наша игра длится уже пять лет. И теперь я хочу, чтобы она закончилась. Как институт, как детство, как школа. Я не хочу ходить за успехом, взявшись за руки. Это глупо. И главное – это долго. Это очень долго.
В ее глазах появились слезы. Но только очень жесткого стального блеска они не закрывали. Слезы, как линзы на стальных глазах. Такие слезы не у всех женщин бывают.
«Классная у меня баба, – подумал я. И только потом понял: – Конечно, классная, но она меня бросает…»
Я сел на пол, потому что не было стула рядом. Снизу вверх молча смотрел на нее. Видимо, ничего хорошего на моем лице написано не было. Потому что она сказала:
– Все еще может вернуться, поверь мне. Совсем на другой высоте. Никто не разводит мосты навсегда. Просто сейчас они разводятся.
Только не надо горевать – сказала она уже совсем мягко. Ты знаешь, что я прочитала у своего Мураками? «Горевать – не значит непременно приближаться к истине».
Не горюй, ладно?
Да! Да—да—да. Отличные рекомендации. А никто и не горюет… Сижу на полу, улыбаюсь. Только улыбка эта – улыбка человека, которого молотом по голове здорово так пару раз приложили…
Она собиралась мучительно долго. И казалась мне вдруг гораздо взрослее, чем я привык ее воспринимать.
Я вспомнил себя в школе. На фоне своих одноклассниц всегда казался мальчишкой, игривым и капризным, временами придурошным. Может, и здесь в этом вся суть. В том, что они быстрее, что ли, развиваются. А я заигрываюсь и вовремя чего—то не понимаю. Не замечаю чего—то важного.
Она казалась сейчас, на волне совершаемого поступка, и правда мудрее.
Какая—то женщина, взрослее меня намного, не спеша, собиралась от меня свалить. Может, где—то и есть в ее словах скрытая от меня на сегодняшний момент мудрость. Про успех, который так быстрее придет, про высоту, про мост, который развелся на время, как и положено в Питере, и который никогда не поздно перекинуть…
И тут я вспомнил, к кому она уходит.
Да нет… Это не мудрость, это – предательство. И быстрота этого успеха – подлая по сути своей.
Я схватился за лицо, чувствуя, как оно горит, лег на спину и прошептал: «Иди уже скорей… сука».
