– Что тебе нужно? – спрашиваю я равнодушно. – Или ты позвал меня перекидываться словами?
– Ты прав, – Дон закусывает губу. – Я не стал бы смущать твой покой, если бы не имел в этом корысти. Видишь, я честен.
Разрази тебя гром с твоей честностью, думаю я угрюмо.
– Я твердо решил, что не дам Лилли умереть. Я знаю ее как себя самого – в ней нет зла. Она не нуждается в очищении; пустой жетон приговорит ее просто-напросто к убийству… В нашем распоряжении остался один завтрашний день. Я собираюсь бежать вместе с Лилли и предлагаю тебе присоединиться к нам.
– Бежать, – повторяю я горько. – Поистине нечистота души мешает рассуждать здраво. Бежать – куда?
– На корабль-призрак, – спокойно отвечает Дон, и я снова вздрагиваю.
– Это легенда, – говорю я глухо. – Миф.
– Корабль-призрак существует, и Лилли знает его нынешние координаты. Все что нам нужно, это захватить челнок и оторваться от Земли.
– И от преследования, – добавляю я иронично.
– И от преследования, – соглашается Орех. – Поэтому нам нужен пилот. Настоящий пилот, ас, прирожденный крылатый. Который летал десять лет, а на одиннадцатый вдруг решил, что его истинное призвание – быть садовником. Три – один – шесть. Три – один – шесть. Но сердце бьется слишком быстро.
Наше общество построено на покорности и самоограничении, – звучит хриплый голос в моих ушах. – Нам говорят, что мы движемся к блаженству, а на самом деле мы шебуршимся в навозе. И скарабеи, и соколы. Созидаем навозный трон для недосягаемых бессмертных. Стоит кому-то задуматься, остановиться, воспротивиться – ему выпадает пустой жетон. Я больше не хочу этого, Тьен. В бесстрастии нет ценности. Я хочу любить свою женщину и знать своих сыновей. И не желаю, чтобы чужая воля определяла мое будущее.
Я сейчас уйду, – добавляет он после секундной паузы. – Подумай о том, что я сказал. Загляни в свое сердце. Я не появлюсь завтра в оранжерее, но буду ждать тебя в этот самый час на этом самом месте, в роще бумажных фонарей. До завтра, Тьен, – очень надеюсь, что до завтра.
Я не отвечаю, и Орех уходит.
Ветер раскачивает над головой бумажные фонарики.
Загляни в свое сердце, сказал Дон на прощание. Я кладу руку на грудь, и ладонь чувствует холод жетона: мое сердце закрыто. Мы шебуршимся в навозе, эхом отдается в голове, и я чувствую приступ тошноты. У бетеля вкус фекалий, в воздухе запах нечистот, мысли мои – беспорядочная куча дерьма… Я убыстряю шаг.
Наше общество построено на покорности и самоограничении, сказал Орех. Нет, это поверхностный взгляд, мысленно восклицаю я. Наше общество построено на страхе и надежде. Покорность – это только способ победить страх; самоограничение – возможность осуществить надежду.
