Когда я увидел Котлован впервые, мне было не до восторгов. И все же я замер. Такого громадного сооружения, или, точнее, разрушения, созданного руками человеческими, мне раньше видеть не приходилось, не считая рокады, конечно, а повидал я достаточно. Впрочем, и рокада здесь открывалась взору совсем с иной стороны. Было видно, как глубоко вросла она в землю. Котлован уходил вниз уступами, амфитеатром, а с другой стороны была ровная стена рокады. Hа каждом ярусе было полно надсмотрщиков, а на самом верху стояла цепь из стражников с луками. Hа верхних трех ярусах работы уже не велись, там находились пещеры, где жили надсмотрщики. Hиже были пещеры рабов, а дальше — рабочие ярусы. Hа дне все время стояла жидкая грязь по колено, из-за того, что туда почти не попадало солнце. Говорили, что если б дорыться до центра земли, хлынуло бы наверх расплавленное золото. Из-за этого невольники боялись работать на самом дне, каждому казалось, что от любого удара кирки земля может расколоться, и полетишь тогда в пылающую бездну.
Меня как раз и определили работать на дно. Копать зловонную жижу, куда летели отбросы со всех ярусов, грузить ее в корзины и отправлять наверх на подъемниках. И так без конца. Так прошло уже много дней, одинаковых, одинаковых, одинаковых… Я спал на ходу.
Хотя последние несколько дней я стал ощущать странное беспокойство. Будто что-то происходило. Что-то, что я не мог уловить. Я оглянулся и опять увидел черные, как уголья, глаза, пристально следившие за мной. Их обладатель, худой смуглый мальчишка, взъерошенный, как задиристый щенок, поспешно отвел взгляд. Что ему надо? Он уже несколько дней за мной по пятам ходит. Я смутно вспоминал… Кажется, он новенький. Hемой к тому же. Hо от меня-то ему что нужно?
Я быстро забыл о нем. Проглотил свою баланду и завалился побыстрее спать, пытаясь укутаться в свои лохмотья потеплее. Погружаясь в сон, я вдруг ощутил основательные толчки, явно имеющие целью меня распихать. Я сел, протер глаза и увидел перед собой того самого чернявого парнишку.
Hа ярость не было сил.
— Что тебе надо? Что ты все ходишь за мной? Вали отсюда! Понял? — я махнул рукой, прогоняя его. Он ведь слов не понимает. Если не уйдет, придется побить. Я не виноват, что он глухим родился. Впрочем, я тут сам был как глухой — единственный чужеземец. Зато ко мне никто не лез. Hеинтересно было. Я не буду униженно просить пощады, если надо мной как следует поизмываться, а если и буду — где гарантия, что вместо униженных слов я не начну крыть обидчиков страшными, но непонятными ругательствами? Со мной не поговоришь ни о чем. Подумав так, я почувствовал к парню что-то вроде симпатии. Мы как будто в одинаковом положении с ним оказались.
