Анвару было лет пятнадцать, когда отец, вернувшись с летовок, привез щенка. Чабаны сказали, что покойный Абдулвахид называл его Палангом и говорил, что из этого смешного увальня должен вырасти очень хороший пес.
Отец решил поселить щенка в дальнем конце двора — на цепи у отхожего места.
Анвар возмутился.
Они спорили, стоя возле умывальника, а Паланг сидел между ними, задрав голову и озадаченно поглядывая то на одного, то на другого.
— Да перестань! — сердито говорил отец. — Это собака! Понимаешь? — собака! Что за глупость! Может, ты и баранов в дом потащишь?!
Мать тоже ворчала:
— Вечно у тебя какие-то фантазии! Выдумщик какой! Все смеяться будут…
— При чем тут бараны?! Почему смеяться?! Собаки людей спасают! На границе служат! — совсем по-детски горячился Анвар. — Я же не в дом!
Давайте вот здесь поставим ему будку, у ворот! Ну пожалуйста! И не будет никакой грязи, обещаю!
В конце концов именно мама сказала какие-то совсем, казалось бы, незначительные слова, но почему-то именно после них отец с досадой махнул рукой — и согласился.
Их неказистый дом пристроился на окраине большого кишлака Сари-Санг, прихотливо разбросавшего свои сады и кибитки на пологом предгорном склоне у обрыва к реке. Внизу вдоль берега петляла асфальтированная дорога. Если смотреть на нее от школы, то грузовики и легковушки, что мчались влево, часа через два должны были скатиться в дымную котловину Хуррамабада. Те же, что ехали вправо, готовились встретиться с перевалами и серпантинами Памирского тракта.
Анвар рос обычным деревенским мальчишкой. Или не совсем обычным, что ли… Короче говоря, из тех, которым окрестности родного села представляются целокупной вселенной и никакой дальний мир не соблазнит покинуть этот, свой и близкий.
Он никогда не бывал в Хуррамабаде и равнодушно выслушивал восторженные рассказы о чудесах большого города. В райцентр попадал считанные разы. Пыльные перекрестки заштатного городка, более всего похожего на непомерно разросшийся кишлак, наводили на него смутную тоску. Вернувшись домой, он чувствовал облегчение.
Здесь все было знакомым, близким.
Дорога повторяла изгибы речного берега, а потом пряталась за крутой лобовиной горы Шох. Если обогнуть гору поверху, попадешь в соседний кишлак — Хавар. Первое перед горой ущелье называлось Дровяным.
