Моргенштерн | страница 9



— Так что у нас там, так сказать, говорят мидовцы, а, Илья Григорьевич? — Роберт решил, что пора уже демонстрировать интерес к проблеме.

— Да ты пей, что-ли, — Миних никак не мог отойти. — В общем, они хотели переговоров по тому спутнику, помнишь, ты документы приносил? Гутенморген какой-то… что-то по немецки. Не люблю немецкий. Грубый язык.

— Проект «Моргенштерн», Илья Григорьевич, — вежливо ответил Арутюнян. — Моргенштерн — это по-немецки «утренняя звезда», то есть Венера. Ещё так называли ручное оружие, нечто вроде булавы с шипами… Ну немцы, они вообще всякие такие штуки любили. Я эту дулю в музее видел, в Нюренберге, кажется, помните, мы были? Приятная такая бешечка…

— Не надо мне тут образованность показывать, — Миниху явно изменяла выдержка. Роберт напомнил себе, что старый носорог и вправду зол. — Ты слушать будешь, или вискарь глушить?

Роберт с готовностью отодвинул от себя ненавистный стакан.

— Пей, — тут же скомандовал шеф. — Вискарь ему, видите ли, не нравится. Коллекционный, меж проч. Сингл-молт. Может, коньяка тебе плеснуть? Армянский, кстати. Что мне в армянах конкретно нравится, это коньяк. Вот ты скажи, как армянин…

— Илья Григорьевич, так что там с МИДом? — Роберт терпеть не мог разглагольствований шефа на национальную тему.

— Ну что с МИДом? Я так понял, с ними связались америкосы. Занадобился им этот спутник, говна пирога. Небось решили, что это оружие. В советские времена хрен знает сколько всякого оружейного понаделали… Ну им предложили условия, всё как обычно — так и так, мы решаем вопрос по спутнику, вы нам пети-мети, ну короче всё цивильно. Но потом какая-то срань случилась непонятная. Короче, америкосы совершенно упёрлись, как никогда, типа нам этого не надо. И пети-мети того, тю-тю.

Арутюнян вздохнул. Миних, как человек старой интеллигентной закваски, не любил вульгарных слов, обозначающих деньги. В частности, он никогда не позволял себе общеупотребительное в его кругах словечки — «капуста», «бабло», «грины», «лаве» — предпочитая наивный жаргон времён своей юности.

Зазвонил белый телефон. Илья Григорьевич глянул на определитель, поднял бровь, собрал губы жопкой, и заквакал в трубку:

— Йе, хай. Хай, деа миста Петникофф. Йе, из спид. Йе, из вери спид. Сделаю. Ви шелл дисайд виз проблем. Короче, колл туморроу ин сикс ивнингс он ве Москоу тайм. Ну в обшем ты понял. Бай!

— Петников звонил, — объяснил он. — Из Уошингтона. Совсем заработался мужик, родной язык забывать стал… Хотя может и правильно. Я вот, знаешь, себя иногда на чём ловлю? Что уже на английском думаю. Говорю по-русски, а думаю на английском. Теперь бы вот ещё произношение подработать.