Ольга Марковна с неудовольствием посмотрела на неё.
— Ну, значит, кто-нибудь продал вам херню. Просто чтобы навариться.
— У Геры денег совсем нет, — пожала плечами Яна.
— Зато Роберт крутится при этом хмырьке из новых, — возразила Ольга Марковна. — Может, там кто-то подсуетился… Лучше давай подумаем, что делать тебе. Ты взрослая девочка, так? Тогда должна понимать, что ребят возьмут в любом случае. Желательно, чтобы к тому моменту тебя в России уже не было… Сейчас попробуем что-нибудь сочинить… У тебя есть финяри?
— Только рубли, — Яна полезла за кошелёчком.
— Сиди уж. Тебя придётся вывозить, детка. Это дорого. Очень дорого.
— У меня квартира есть, — пискнула Яна.
К изумлению девушки, старуха спокойно кивнула, принимая к сведению.
— Этого хватит, — добавила она. — Бумаги подпишешь. Я тебе счёт организую. Не боись, не обманет тебя тётя Оля, — старуха улыбнулась, показав железные зубы.
Российская Федерация, Подмосковье.
Объект выглядел непрезентабельно: асфальтовый крест центра, обшарпанные зелёные бараки налево, здание магазина направо. Между ними тянул руку с полуразрушенного бетонного постамента гипсовый Ленин. Дальше расстилалось унылое поле с пожухлой осенней травой. Вдали можно было различить забор с колючкой и вышки.
На обочине лежала и врастала в землю огромная лысая покрышка от какого-то непонятного средства передвижения. Полковник сел на неё, вытащил пачку «LM», и попробовал закурить. Зажигалка едва выкашливала из себя жалкую синюю шапочку огня, которую тут же задувал слабенький, но противный сырой ветерок.
— Как же тут сифонит, — цедил сквозь зубы Геннадий Михайлович, пытаясь повернуться к ветру спиной. Бесполезно: ветер, казалось, дул со всех сторон сразу. Хитрые манипуляции ладонью тоже не помогали.
Некурящий Герман чувствовал себя неважнецки. Ему не нравился объект, не нравились бараки, не нравились вышки с маленькими солдатиками внутри. Ему не нравилось, что они торчат здесь, на виду. Что у него в кармане вместо законного документа, удостоверяющего его право здесь находиться — какая-то филькина грамота, сварганенная Геннадием Михайловичем в суете и спешке. Роберт, напротив, выглядел пристойно. Впрочем, он всегда выглядел пристойно: служба научила его держать лицо при любых обстоятельствах. Герман вспомнил, как Роб рассказывал ему про добровольно-принудительные пьянки у Миниха, с которых хозяин отваливал спатеньки, а Роберт садился за документы. Наутро, однако, надо было держаться бодро и прикрывать собой мучающегося с бодуна хозяина. Кроме того, Арутюнян (по мнению Геры) слишком уж привык к своему статусу важной шишки с кремлёвским удостоверением в кармане. Герман был слеплен из другого теста, и прекрасно понимал, что их всех могут взять в любой момент. Да, вот именно: взять. Очень выразительное словцо. Взять, отвести в какой-нибудь подвал, и учинить допрос с пристрастием. Или просто пристрелить. Сейчас это просто делается. Он тоскливо озирался по сторонам, пытаясь отвлечься от тоскливых мыслей.
