Алексей Анисимович с демонстративно тяжким вздохом поднялся и со словами «позвольте откланяться» двинулся к выходу. Вадик пошел запирать за ним дверь. У порога шеф остановился и, пристально посмотрев Вадику в глаза, прошептал:
– Не спи, сынок. Лучше не спи. Они как призраки. Всепроникающие и бесследные. Теперь, я уверен, им понадобится он сам. Что-то мне подсказывает, что час его пробил. Я бы тебя усилил, но – сам понимаешь.
И Тополянский вышел.
Мариничев резко провернул замок, чтобы звук был отчетлив. Это входило в его намерения.
Последние часы Вадик погружен был в раздумья о происходящем и, пока они ехали в машине, сделал некоторые важные допущения. Главное, наиболее смелое из них состояло в том, что сегодня всех их могут убить. Шефа, его самого, Рустамчика. Всех, кроме Фогеля. И убить должны на глазах этого самого, черт бы его побрал, Ефима Романовича. А самого кроссвордника оставить в живых, чтобы созерцал он трупы своих сторожей и содрогался от предельного ужаса, от нечеловеческого кошмара, сводящего с ума. Им надо, чтобы он сошел с ума…
Вадик наклонился к низковато для него расположенному дверному глазку и, благо тот был панорамным, сумел еще несколько мгновений наблюдать спину Тополянского, спускавшегося налево, по неширокому лестничному пролету. Он хотел убедиться, что шеф преодолел три этажа и приблизился к выходу, затем тихонько открыть замок, незаметно проследовать за ним и убедиться, что тот благополучно дошел до машины. Вадик не стал говорить Тополянскому о своем тревожном предчувствии. Просто хотел молча прикрыть его хотя бы на этой короткой дистанции.
Он уж было отошел от двери, но последний взгляд в прицел глазка заставил его замереть, затаить дыхание. С верхней площадки, с последнего этажа спускался невысокий человек в черной куртке и кепке – вернее, не спускался, а двигался в замедленном ритме пружинистыми шагами-прыжками через две ступеньки, отталкиваясь носками кроссовок. Что-то кошачье было в этой пластике. Вадик выждал, левой рукой выхватил пистолет, почти одновременно правой резко провернул замок и распахнул дверь в тот момент, когда незнакомец уже находился к нему спиной, занеся ногу над первой ступенькой нижнего лестничного пролета.
Скорость, с которой этот тип выхватил пистолет и пальнул, потрясла бы самого стремительного ковбоя Дикого Запада. Он стрелял не оглядываясь, из-под руки, на звук двери. Это и дало Вадику то единственное преимущество, которое могло его спасти. Пуля прошла в сантиметре от шеи и ударилась в металлический косяк, срикошетив в противоположную стену. Вадик вдавил крючок «макарова» и положил пулю аккурат под лопатку противника, а вторую в затылок. Человек рухнул на спину, кепка свалилась с головы, обнажив короткие светлые волосы в кровавых брызгах.
