* * *
Обо всем этом я, разумеется, узнал десятилетия спустя. Мы с Алленом не были друзьями, хотя и сидели в классе через проход (Эдвардс, Фарр, Фицджеральд, Галлахер…). И после того припадка я решил, что он действительно придурковатый, каким его считали все. Я никогда не дразнил Аллена, как некоторые из мальчиков, и не высмеивал его, как девочки; мне было действительно интересно выслушивать те странные мысли, который он иногда высказывал в классе, всегда при этом выглядя так, словно понятия не имел, насколько необычно это звучит. Но мне недоставало сил пойти против толпы и подружиться с таким неудачником.
В то лето, перед тем как Аллен отправился в Гарвард, мы стали если и не друзьями, то хотя бы партнерами по шахматам.
— Ты паршиво играешь, Джефф, — сказал мне Аллен с характерной для него рассеянной прямотой, — но, кроме тебя, здесь вообще никто не умеет играть.
Поэтому два или три раза в неделю мы сидели на веранде дома его родителей и сражались за шахматной доской. Я никогда не выигрывал. Раз за разом я покидал тот дом, хлопая дверью от стыда и отчаяния, и клялся больше не приходить. В конце концов, в отличие от унылого Аллена, я мог провести время и поинтереснее: девушки, машины, фильмы про Джеймса Бонда. Но я всегда возвращался.
Я уже тогда замечал, что родителей Аллена немного пугала энергия их сына. Деликатные, трудолюбивые, большие поклонники гольфа, они фактически предоставили Аллена самому себе лет с пятнадцати. Когда мы передвигали на веранде фигуры, мать Аллена робко ставила кувшин лимонада и тарелку печенья. Она относилась к нам с неловким уважением, которое, в свою очередь, порождало неловкость у меня. Родителям так себя вести не полагается.
Гарвард был для Аллена крепким орешком, несмотря на его высокий общий выпускной балл. Вообще-то оценки у него были очень неравномерными, потому что задания он делал только по тем предметам, которые его интересовали, а медицинская история выглядела еще круче: приступы депрессии, во время которых он пропускал школу, плюс курс лечения в психиатрической клинике. Аллен был способен увлечься чем-нибудь — шахматами, квантовой физикой, буддизмом — до такой степени, что не мог остановиться, пока интерес внезапно не пропадал, словно его и не было. Однако Аллен был государственным стипендиатом, а когда он стал победителем научного конкурса «Вестингауз», предоставив работу о черепных структурах мышей-полевок, Гарвард его принял.
