— Пленку я вам покажу, — сразу согласился Юницкий, — но фотографии не дам. А деньги мы поменяем в банке. Так будет надежнее всего. И для вас, и для меня.
— Но это точно те купюры, которые вы получили за фотографии?
— Маэстро, вы меня обижаете, — усмехнулся Юницкий, — зачем мне вас обманывать? Это точно те самые купюры, которые я забрал из ячейки камеры хранения.
— Мерзавец, — огорченно подумал Дронго, — он даже не понимает, каким ничтожным и мелким человеком является.
— Тогда не будем терять времени, — предложил он, — уже половина девятого утра. Одевайтесь, и мы поедем в банк.
Юницкий согласно кивнул и, вскочив, поспешил к лестнице, ведущей на второй этаж. Дронго проводил его долгим взглядом. Весь опыт моей жизни, подумал он, свидетельствует о том, что человек не может быть ничтожным в чем-то одном. Кажется, Толстой говорил, что нельзя быть немного непорядочным, как нельзя быть немного беременным. Или ты беременный, или нет. Или ты порядочный человек, или ты мерзавец. В этих случаях полутонов не бывает.
Хотя насчет замужних женщин этот тип прав. «Кто из нас не без греха», — вспомнил Дронго.
Они приехали в банк точно к девяти часам утра. Юницкого здесь хорошо знали. Девушки-кассиры с видимым восторгом брали автографы у известного актера, а он раздавал их с чувством удовольствия, иногда поглядывая в сторону Дронго, словно узнавая его мнение о собственной популярности. Получив деньги со своей карточки, Дронго протянул Юницкому десять тысяч пятьсот долларов. Николай сидел за рулем большого «Хаммера», на котором приехал сам актер.
Когда они вышли из здания банка, Юницкий уселся в салоне своего автомобиля и тщательно пересчитал все купюры. Затем удовлетворенно кивнул, доставая из кармана пленку и протягивая ее Дронго.
— Посмотрите в моем присутствии, — сказал он, — и учтите, что Николай вооружен. А меня здесь все знают, и вы никуда не сможете сбежать.
— Я не собираюсь никуда бежать, — ответил Дронго, он рассматривал пленку. Профессиональные фотографы не признавали цифровую аппаратуру, предпочитая работать с пленкой. Фотографии были забавными и очень откровенными. Дронго подумал, что Абасова эти фотографии должны были по-настоящему разозлить. Если его жена снялась в подобных позах, то это говорило как минимум о ее нескромности.
— Спасибо, — сказал Дронго, возвращая пленку, — вы мне очень помогли. До свидания.
— До свидания, — кивнул Юницкий и, уже обращаясь к Николаю, приказал везти его домой, чтобы наконец лечь и уснуть.
