Теперь вы знаете всю историю моей смерти и чудесного спасения. Таким вот образом я стал Молекулярным человеком.
Как вы сами понимаете, адски трудно организовать взрыв вулкана, или эпидемию чумы, или нападение мастодонта, когда есть нужда получить еще одного бессмертного. Но еще сложнее обеспечить итоговое выживание в рамках подобного рода катастрофы. Я хорошо напрактиковался и умею состряпать перспективу чудовищной смерти, но когда дело доходит до спасения моих клиентов, тут случаются осечки, как бы тщательно я ни готовился. Удалось сделать бессмертным только Секвойю, но и в этом случае, если говорить честно, кандидат в бессмертные был спасен скорее чудом, нежели моими стараниями.
Хриса всего так и корежит, когда я называю подобные вещи чудом. Мы с ним провели несколько месяцев в Мексифорнии. И когда я в десятый раз начал излагать свою теорию о происхождении Молекулярных людей (типичные недостатки обитателей вечности: склонность брюзжать и повторяться), он перебил меня:
— Ничего подобного! Чудеса — это существеннейший элемент божественного промысла. Чрез них Господь являет свой характер и свою волю.
— Так-то оно так, Хрис, но ты мне скажи: на хрена мистеру Богу сохранять типа вроде меня для вечной жизни? С какой такой целью? Ладно, я продукт рационального мышления девятнадцатого века. Как тебе такая версия: происходит одномоментное совпадение физического события, вероятность которого ничтожна, и уникальных биохимических процессов?
— Ты, Гинь, сущий Спиноза.
— У-у, вот это комплимент! Ты сам-то встречался со Спинозой?
— Как-то, будучи в Амстердаме, купил у него очки.
— Ну и каким он был?
— Замечательный человек. Он первым наотрез отказался поклоняться Богу, который создан людьми по своему образу и подобию и больше похож на не очень расторопного слугу человечества. В семнадцатом веке это было мужественным поступком.
Тут как раз вошла с подносом моя служаночка. Мне она принесла коньяк, а Хрису — романейское вино, привычное для него с иерусалимских дней. На бойкой девчушке был классический наряд французской служанки времен крахмальных париков, как будто она выскочила из исторического фильма. Бог весть, где она откопала это платье. И эта резвушка имела наглость подмигнуть Хрису и сказать медовым голоском:
— Привет, котик. Какой у тебя ротик!
После чего она упорхнула, а Хрис вопросительно вытаращился на меня.
— Эта вертихвостка — мешок с сюрпризами, — сказал я. — Никогда не знаешь, что выкинет. Испытывает мое терпение.
