В тот день мы занимались долго. Я щадил Добрыню, он мне казался незащищённым и открытым. После спаррингов я перешёл к изложению теории ведения рукопашного боя. Говорил о психологии бойца, о его эмоциональном настрое. Добрыня слушал меня внимательно, почти ничего не говорил. Я чувствовал себя старым учителем из китайского фильма об ушу, а Добрыню жадным до знания учеником.
Сейчас, глядя на ту ситуацию, я вижу её забавной. Он сам вправе был назваться моим учителем, так как уже в тот момент, сам того не ведая, я стал его учеником.
Тогда, не зная, в сущности, человека, я судил о нём по тем немногим действиям, которые он совершал. Причём совершал он их осознанно, пытаясь создать у меня (да и не только) о себе то мнение, которое далеко от действительности. Намного позже, когда уже лучше узнал Добрыню, я понял это.
С Добрыней мы договорились встретиться на следующий день. Мы пошли в зал и позанимались часика полтора интенсивным мордобитием. Я показал очень хитрый удар ногой в прыжке и с разворотом в воздухе вокруг себя. Добрыне этот удар понравился и он решил взять его на вооружение. Затем мы сели отдохнуть и меня вновь потянуло на теорию. Я стал рассказывать о различиях японского каратэ и китайского ушу. Упомянул про конфуцианство и даосизм. Как эти две религии повлияли на ушу.
Дослушав с неподдельным вниманием меня до конца, Добрыня спросил:
— А ты читал книгу Лао-Цзы «Дао Дэ Дзин»?
— Нет, а ты?
— Читал, я её наизусть знаю.
— Не может быть!
— Может. Она маленькая, у меня она есть здесь. Я её в тетрадку переписал. Хочешь, я тебе её дам почитать?
— Конечно, хочу!
— Она у меня в казарме, пойдём, возьмёшь.
Ещё до армии мне были интересны учения, связанные с ушу и каратэ. Я пытался искать книги на эту тему. Но такого рода литература не издавалась у нас в стране большими тиражами, а некоторая из неё была под запретом вследствие чуждой нам идеологии. Всё, что мне удавалось достать — это размышления советских академиков на тему буддизма, дзэн-буддизма, даосизма и т. д. А тут мне в руки попадает почти первоисточник. Я был очень обрадован, когда у меня наконец-то появилась возможность прочесть «Дао Дэ Дзин». Перечитав тетрадь пару раз, я стал переписывать её себе.
Теперь мы с Добрыней встречались часто. Выяснилось, что он очень много знает о буддизме, даосизме, да и о прочих религиях тоже. А мне тогда это было интересно. Мы гуляли по территории части, я задавал вопросы, он рассказывал. Его способность запоминать меня удивляла, он мог цитировать страницами. Он прекрасно владел английским и немецким языками. Увлекался сочинением стихов на английском языке. Неплохо разбирался в электронике. Иногда я его видел с тетрадью, где он производил какие-то сложные математические вычисления. Мне казалось, он знал всё, что у него ни спроси.
