А музыка! Искрометная танцевальная музыка — в диком амазонском лесу! Как если бы Луи Армстронг на своей трубе заиграл на Луне.
Белое — на черном. Джаз — среди тишины. Музыка — в пустоте.
Невообразимая красота.
Подходящее начало для нашей истории.
Эта музыка донеслась и до таверны Родригиша.
Собственно, это была не совсем таверна, просто нагромождение изъеденных сыростью и обожженных солнцем досок, которое чудом до сих пор не развалилось. Строение высилось на берегу Риу-Негру, как заштиленный корабль, который с досады или от усталости бросил тут якорь после долгих странствий по всем континентам и навсегда остался в этих местах — будто ждал так и не выпавшего на его долю кораблекрушения, соревнуясь тем временем с религиозными миссиями: в часы воскресной службы здесь собиралось не меньше безбожников, чем в церкви верующих.
В таверне было человек пятьдесят мужчин и три проститутки, одну из которых, очень красивую метиску, звали Жулия. Пятьдесят мужчин играли в карты, жевали табак и пили кашасу. Пятьдесят мужчин орали как ненормальные, глаза у них налились кровью, лица раскраснелись от спиртовых паров и сигарного дыма, и хмель постепенно наваливался на них с той силой, с которой они уже не могли совладать.
Таверна — единственное промежуточное звено между пугающим своим безлюдьем царством амазонских джунглей и сладким теплом латиноамериканского борделя; таверна никогда не пустовала, эта тихая гавань давала приют заблудившимся путешественникам и усталым золотоискателям. Над входом красовался огромный керосиновый фонарь, он был зажжен всегда и сиял, как маяк, привлекающий заблудшие души. Он был виден издалека и обозначал место, где заканчивалась преисподняя джунглей и начинался рай цивилизованной жизни.
Место, где никогда не бывало тихо.
И все же, когда льющаяся со стороны реки музыка просочилась в щели между трухлявыми досками и поплыла по таверне, все умолкли и прислушались.
Первой ее услышала Жулия. Красавица такая, что дух захватывало: босые ступни, — так легче танцевать, — точеные, как у газели, бедра, а ягодицы — пара крепеньких серебристых лун, как раз с две подставленные мужские ладони. Еще у нее была смуглая от солнца кожа, тонкая талия, высокая грудь, рот, будто прекрасный плод, и глаза абиссинской кошки. Метиска. Красавица. Она плясала и кружилась из одного конца таверны в другой, так что подол ее платья то и дело взлетал в воздух. Танцевала она прекрасно, немного вызывающе, что да, то да, но она была рождена для танца, и те, кто смотрел на нее, нисколько не возражали.
