А ночью… он был свободен.
Правда, и здесь были свои трудности. Так, заходя в кофейню, один человек непременно краснел – в карманах у него было негусто, он понимал, что не сможет обрадовать хозяина – и его живо выставляли за дверь. Встречаясь с приятелями, которых, кстати, у него с годами становилось все меньше и меньше, один человек краснел еще гуще, потому что предполагал, какого они о нем мнения. Приятели – те толковали смущение одного человека по-своему и как могли избегали его. Ну а уж как он краснел при встрече с дамами, думая, что они знают, о чем он думает, глядя на них, тут я вам и передать не могу.
Вот почему все свои свободные ночи один человек и проводил в своем скромном жилье – тесной каморке под самой крышей. Табурет, подоконник, парик под голову и одеяло – карта мира, наклеенная на холст – вот и вся его мебель. И время – от заката до рассвета. Предостаточно времени, даже с излишком. А короталось это время всегда одинаково: один человек подставлял табурет к подоконнику, садился и думал, глядя на небо, на звезды, на луну. Небо было непроглядное, звезды – маленькие, тусклые, ну а луна… Луна краснеть не заставляла, и младший помощник чувствовал себя прекрасно. Он мечтал…
О тех временах, когда он перестанет краснеть, его наконец не вычеркнут из заветного списка и сделают старшим помощником… Нет, лучше мечтать о другом. Но о чем? Человек долго, быть может, несколько лет ломал над этим голову, а потом вдруг как-то понял: а ведь ему ничего не надо! Пусть остается все как есть, а он будет мечтать не о себе, а – вообще – просто мечтать, и всё. После каждого трудового дня у него есть целая нетрудовая ночь, когда он может думать о чем ему заблагорассудится.
Быть может, он – поэт?
Интересно, подумал один человек, интересно! Ведь если это так, тогда теперь он по ночам будет не просто сидеть у окна, а сочинять стихи, которые потом прочтет в торговом доме, повторит в кофейне, продекламирует самым изысканным дамам – и все станут его уважать и любить, а он разучится краснеть, научится вести себя уверенно, с достоинством, которое присуще всем мало-мальски известным поэтам, он сам это видел не раз!.. Хотя вполне может случиться и такое, что он никому никогда не покажет ни строчки. Ну и что из того? Да, тогда в жизни всё останется по-прежнему, зато его душа станет совсем другой – богатой и красивой, вот что главное.
И назавтра, на службе, когда его товарищи отправились обедать, младший помощник взял со стола чистый лист бумаги, перо и запасной пузырек с чернилами, спрятал всё это за пазухой и покраснел. А вечером, едва дождавшись окончания работы, он поспешил в свою каморку, сел к подоконнику, положил перед собой чистый лист бумаги, обмакнул перо в чернильницу и стал ждать вдохновения. Небо за окном было черное, непроглядное; звезды, наверное, красивые, были очень-очень далеко, а луна…
