Бродяга и фея | страница 25
Он резко встал и зашвырнул башмаки в дальний угол.
– Ты что?! – воскликнула она.
А он привлек ее к себе и начал целовать.
Вновь потянулись дни – спокойные, беспечные. Потом пришла весна, растаял снег, побежали ручьи. Грязь была непролазная, и выйти из пещеры было невозможно. Женщина часто смеялась и пела. Она даже как-то сказала:
– Хочу, чтобы весна была вечной!
Но с каждым днем становилось теплее. А по ночам все громче выли крысы.
– Пора, – сказал однажды Молчаливый.
Он взял два ножа – короткий, для разделки туш, и длинный, для боя, – заткнул их за пояс и потянулся к башмакам…
– Оставь, – сказала женщина.
Он посмотрел на нее исподлобья.
– Оставь, – повторила она. – Когда они на месте, мне спокойнее. Прошу тебя!
И он не спорил.
В тот день он не охотился, а просто лазал по камням, ходил над пропастью, метал ножи. Потом лежал, не шевелясь, в расщелине, ловил руками ящериц, смотрел в их красные глаза, что-то шептал… и отпускал их.
Вернулся он поздно. Он был очень хмур. Вошел, сел к огню. Женщина, скромно потупив глаза, подала ему ужин. О! Чего там только не было! Жирный бульон, запеченные в глине улитки, пучок душистых корешков и даже – где она их взяла? – грибы-подснежники. Молчаливый улыбнулся. Молчаливому стало тепло и уютно. Женщина весело пела, ласкалась к нему и смеялась. Он обнял ее, хотел было сказать…
Но она перебила:
– Не надо.
А ночью он проснулся. Лежал и смотрел в потолок…
И вдруг вспомнил! Он тихо поднялся с лежанки и высек огонь, осмотрелся. Потом шаг за шагом медленно обследовал пещеру…
И только в очаге, среди золы, он нашел кусок обугленной подметки. Он оглянулся. Женщина спала, раскинув руки, улыбаясь. Молчаливый вздохнул.
Когда женщина проснулась, Молчаливого в пещере уже не было. Только за порогом, в грязи, были отчетливо видны следы его босых ног. Следы вели за поворот.
Уйдя от женщины, он шел весь день и ночь и следующий день, потом упал и заснул, не разводя костра. Проснувшись еще затемно, он сразу встал и пошел. С тех пор он так и шел, пока не валился из сил. Случалось такое, что ночью он шел, днем отдыхал, а вечером вновь поднимался и шел. Он почти что ничего не ел, не разжигал костров и не искал укромных мест для отдыха. Он даже не ставил зарубок на поворотах. Быть может, он плутал на одном месте, а может, шел вперед. Он не встречал селений, не встречал людей. Шел, пил гнилую воду, снова шел. Шел много, очень много дней.
А потом вдруг остановился. Перед ним лежал скелет. Молчаливый нагнулся, осторожно дотронулся до него рукой. Скелет, слабо хрустнув, рассыпался в прах. Весь, целиком! Молчаливый резко отшатнулся и отступил на шаг. Он понял – надо испугаться… но не смог. Он попытался подумать… и тоже не смог. Он просто двинулся дальше. Он знал, что он должен идти, а вот дойдет он или нет, это было для него уже не столь важно. Он будет жить, пока идет, а если остановится, задумается, начнет сомневаться, то сразу умрет.