— Давай помогу, — предложил Николай, вылезая следом из машины.
— Иди ты, знаешь куда… — буркнул в ответ шофер.
Он приладил домкрат и навалился на рукоять всем телом. Чуть вздыбился кузов.
Было уже совсем темно. Все какие есть звезды уже высыпали в небо. Из-за леса взошла луна и опоясалась светящимся кругом. Тяжелел мороз. Накалялся до белого каления. Он пек лицо. И хотя стояло безветрие, стужа пронизывала насквозь, пробирала до костей. Кости становились ленивыми, неповоротливыми, кровь в жилах — густой и сонливой.
Бывает мороз человеческий: его человек терпеть может, и он даже не во вред человеку, скорее он даже для человека полезен. Но это уже был нечеловеческий мороз — зверский, что ли.
А водитель самосвала елозил коленями по снегу у заднего ската, голыми руками отвинчивал гайки и складывал их в строгом порядке на снег.
— Давай помогу, — предложил Николай Бабушкин.
— Иди ты, фнаешь фуда… — шевельнул озябшим ртом водитель.
Но, очевидно, ему уже было невмоготу. Рукам его было уже невмоготу. Он принес из кабины кипу нечесаной пакли, плеснул на нее бензинчиком и зажег — прямо на снегу. Тотчас же вокруг огня потемнело, запузырилось, потекло. А водитель сунул руки в пламя, пограбастал заиндевевшими пальцами и снова ухватился за жгучий металл колеса. Свинтил еще одну гайку — и руки в пламя…
— Вблизи затарахтело, залязгало. Из-за поворота вылупились фары. Трактор-тягач неторопливо волок угольник. Догнали… Трактор поравнялся с машиной. Из будки выскочил напарник тракториста, убрал распорку. Бревенчатые ноги сложились, с визгом проползли мимо. Напарник снова пристроил распорку, на ходу залез в свою будку. Отдалился лязг гусениц, растаял во тьме визг тяжелых полозьев…
Языки огня облизывали паклю. Вокруг пламени таял снег. Безгласная машина стояла на дороге, задрав кузов, опершись на култышку домкрата. Хмурый водитель квасил резиновую заплатку в банке с бензином и время от времени совал кисти рук в огонь.
— Помогу давай, — робко попросил Николай Бабушкин.
Но тот ничего не ответил.
А за кромкой тайги вдруг заиграли живые сполохи. Заметались светящиеся столбы. Надвинулся? густой, басовитый рев.
Это шел с Курьи в обратный порожний рейс караван восьмитонных «ЯАЗов» — тех самых «ЯАЗов», которые шли на Курью поутру, когда Николай дожидался на тракте попутной машины. Теперь все они шли обратно. Оглушая ревом окрестность. На предельных скоростях. В Джегор.
Проезжая мимо сгорбившейся у кювета безногой машины, они сбавляли скорость, понижали голос, мигали фарами: мол, что там у вас, ребята, стряслось, не нужна ли вам, ребята, помощь, не взять ли вас, ребята, на буксир?..
