– Мне показалось, что много. Вот погляди! Другая почти полная. Перельем немного керосина в эту.
– Как же это сделать? Придется погасить обе. У тебя есть спички?
Рут поискал в карманах.
– Всего две штуки.
– Ну вот! Придется проводить собрание при одной лампе. Надо было мне самому присмотреть за всем. Но я был занят в городе. Я думал, на тебя можно положиться.
– А мы быстро перельем немного керосина в эту жестянку, а потом выльем в другую лампу.
– Угу, и подожжем здание. Ну и помощничек!
Рут снова прислонился к стене.
– Скорей бы они приходили. Который час, Дик?
– Пять минут девятого.
– Так чего ж они задерживаются? Чего ждут? Ты говорил им, что надо прийти в восемь?
– Заткнись, малыш. Ты меня выведешь из себя. Я не знаю, почему они задерживаются. Может, празднуют труса. Ну помолчи хоть немного. – Он снова сунул руки в карманы куртки. – У тебя есть сигарета, Рут?
– Нет.
Было очень тихо. Где-то в центре города шумели автомобили, доносился рокот моторов и редкие гудки. В одном из ближних домов лениво лаяла собака. Порывистый ветер шелестел акациями.
– Эй, Дик! Ты слышишь голоса? Кажется, идут.
Они обернулись к выходу и стали напряженно прислушиваться.
– Я ничего не слышу. Тебе показалось.
Рут подошел к одному из грязных окон и посмотрел на улицу. Потом вернулся к пачке с листовками и аккуратно выровнял ее.
– Который час, Дик?
– Да успокоишься ты? Ты из меня тоже психа сделаешь. В этом деле нужна выдержка. Бога ради, покажи, что ты мужчина!
– Но я же в первый раз, Дик.
– Оно и видно…
Резкий порыв ветра с шумом пронесся по кронам акаций. Входная дверь щелкнула, одна из половинок медленно открылась, поскрипывая на петлях. Ворвался ветерок, зашелестел кучкой пыльных газет в углу и взметнул, как занавески, плакаты на стенах.
– Закрой дверь, Рут… Нет, оставь открытой. Так будет лучше слышно, если кто-нибудь подойдет. – Дик взглянул на часы. – Уже почти половина девятого.
– Ты думаешь, они придут? Сколько мы еще будем ждать, если они не явятся?
Старший посмотрел на открытую дверь.
– Мы уйдем отсюда не раньше половины десятого. Нам поручили провести это собрание во что бы то ни стало.
В открытую дверь теперь ясно были слышны ночные звуки: шуршание сухих листьев акации на дороге, размеренный лай собаки. В тусклом свете керосиновой лампы черно-красный портрет на стене казался грозным. Нижний край его снова взметнулся в воздух. Дик оглянулся на портрет.
– Послушай, малыш, – сказал он тихо. – Я знаю, ты боишься. Если тебя одолевает страх, гляди на него. – Он показал пальцем на портрет. – Он не боялся. Ты только вспомни, что он сделал.
