Рут старался сдержать раздражение.
– Да, он работает на железной дороге. Тормозным кондуктором. Он выгнал меня, когда узнал, чем я занимаюсь. Боялся потерять место. Он несознательный. Я говорил с ним, но он ничего не понял. И тут же выгнал меня.
Голос у Рута был тоскливый. Он вдруг остро почувствовал, как томится одиночеством и скучает по дому.
– В этом-то и беда с ними, – продолжал он хриплым голосом. – Они ничего не хотят знать, кроме своей работы. Не видят, что делается вокруг. Крепко держатся за свои цепи.
– Запомни это! – сказал Дик. – Хорошо сказано. Есть это в твоей речи?
– Нет, но могу вставить, если тебе нравится.
Уличных фонарей становилось все меньше. Вдоль дороги росла белая акация. Город здесь незаметно переходил в деревню. У немощеной дороги стояло несколько домишек с запущенными садиками.
– Господи, ну и темнота! – сказал Рут. – Сегодня мы вряд ли попадем в беду. В такую ночь легко смыться, если что случится.
Дик только фыркнул в воротник своей куртки. Некоторое время они шагали молча.
– Как ты думаешь, ты бы попробовал смыться, Дик? – спросил Рут.
– Нет, ни в коем случае. Нам не велено удирать. Что бы ни случилось, мы должны остаться. Ты еще просто ребенок. Ты, наверно, убежал бы, если бы я позволил!
Рут возмутился:
– Несколько раз побывал в переделках и уже нос задрал. Послушаешь тебя, так храбрее не было никого на свете.
– Во всяком случае, у меня поджилки не трясутся, – сказал Дик.
Рут опустил голову.
– Дик, – сказал он тихо, – а ты уверен, что не убежишь? Ты уверен, что сможешь остаться и вытерпеть все?
– Да, уверен. Мне уже пришлось испытать это. Разве мы не получили ясных указаний? Ну, и потом хорошая огласка тоже не помешает. – Он внимательно посмотрел на Рута. – А почему ты спрашиваешь, приятель? Заранее трусишь? Если так, тебе тут делать нечего.
Рут вздрогнул.
– Послушай, Дик. Ты хороший малый. Ты только никому не рассказывай, что я сейчас скажу тебе. Со мной такого еще не бывало. Почем мне знать, что я сделаю, если кто-нибудь ударит меня дубинкой по лицу? Да и кто вообще может сказать, что он сделает? Наверно, я не убегу. Постараюсь не убежать.
– Ладно, приятель. Будем считать, что ничего не было. Но если ты все-таки бросишься бежать, мы с тобой распрощаемся навеки. У нас не место для трусливых хлюпиков. Помни это, малыш.
– Хватит называть меня малышом! Мне неприятно.
Заросли акаций становились все гуще. Листья тихо шелестели на ветру. В одном из дворов, мимо которых проходили Рут и Дик, заворчала собака. В воздухе, глотая звезды, плыли клочья тумана.
