Глаза ее влажно блеснули, она прикрыла веки и вздохнула.
— Мне стало трудно с ним гулять. Видите, я не совсем здорова…
— Вы живете одна? — Артемий Николаевич сознавал, что становится бестактным, но не мог остановиться.
На лице ее едва заметно проступил румянец, сквозь опущенные ресницы мелькнул насмешливый огонек.
— Нет… я не одна. У меня есть сын. Не все время он здесь. Он работает под Москвой, приезжает… Я не одна. Но Тедди…
Услыхав свое имя, фокс вскочил и лизнул свою хозяйку в щеку.
— …но Тедди — моя собака. Тедди, сидеть!
— Знаете что, — сказал Артемий Николаевич нарочито веселым голосом, каким говорят взрослые, утешая маленьких, — давайте я буду приходить после работы гулять с Тедди. Он быстро привыкнет ко мне, не беспокойтесь. Не знаю, что это он, собаки меня любят.
Сейчас он искренне верил, что это осуществимо.
Щеки ее порозовели, и вдруг, закинув голову, она рассмеялась. Он слушал ее смех, и звонкий, и грустный, и дивился свежести ее рта.
В глазах ее снова сверкнули слезы.
— Вы, должно быть, очень добрый, очень милый человек, — сказала она, вздохнув. — Но вы же понимаете, что это невозможно. А по утрам? А в выходные? Нет уж, берите его, если он вам понравился. Вы не думайте, он привыкнет. Он еще молодой — семь месяцев. Тедди ласковый, славный песик…
Фокс опять попытался лизнуть хозяйку, но она успела отклонить лицо.
— …и он большой забавник. Умница. А я буду спокойна, я верю — ему будет хорошо у вас…
Артемий Николаевич смутился:
— Понимаете, я должен поговорить с женой…
— Я думала, вы говорили…
— Да, но я должен рассказать ей о своих впечатлениях.
— Конечно, конечно. Но лучше было бы ей прийти, посмотреть самой. Кстати, Тедди больше любит женщин.
Она улыбнулась устало.
— Простите, я засиделся и утомил вас. Мне было очень приятно познакомиться…
Он стоял перед ней, ожидая, что она подаст на прощанье руку, но она не дала.
— Разрешите мне сообщить о нашем решении.
— Хорошо. Позвоните мне. Если можно, поскорей — завтра, послезавтра. Я буду ждать.
Они были уже в передней. Ему следовало уходить. Она открывала дверь. Что ж он медлил?
— Почему мне кажется, что я должен был сказать вам что-то важное. И… забыл!
Ему хотелось рассказать ей все — про объявление, которое он не дочитал, про то, как стучался и выстучался в памяти номер ее телефона, про неведомые чары, заставившие его позвонить, прийти. Но протянувшиеся между ними нити — расположения, доверия — были еще так тонки… Он побоялся их оборвать и промолчал.
