Биография голода | страница 37
– Все из-за тебя, – усмехнулся он. – Ты, кажется, вчера ходила за руку с Коринной. А теперь они все хотят идти с тобой. Девчонки такие дуры!
Ничего не скажешь, он был прав: девчонки – страшные дуры. Я засмеялась и присоединилась к зрителям-мальчишкам. Меня очень забавляло, что все это побоище разыгралось из-за чести две с половиной минуты подержаться за мою руку.
Но скоро мне стало не так весело. Соперницы уже не просто таскали друг друга за волосы или пинали ногами, драка пошла всерьез. Кто-то получил увесистую затрещину, кого-то ткнули пальцем в глаз, одну из моих любимых подружек чуть не изуродовали в этой свалке – как будто сцепились игроки в регби.
И тогда я, как Иисус Христос, усмирила стихию, воздев руки и возвысив голос.
Десять девчонок тут же прекратили драться и с обожанием уставились на меня. Труднее всего было не засмеяться.
– Забудьте то, что было вчера, – сказала я. – Теперь я, как раньше, буду ходить за руку только с Мари и Розлиной.
Восемь пар глаз бешено засверкали. Поднялся ропот:
– Несправедливо! Вчера ты ходила с Коринной! А теперь должна со мной!
– И со мной!
– И со мной!
– Да не нужны мне ваши руки! Я хочу ходить только с Мари и Розлиной.
Обе любимицы смотрели на меня с ужасом и безмолвно умоляли переменить решение, я поняла, что им это может выйти боком. Остальные девочки снова подняли хай.
– Ну, раз так, – сдалась я, – составим расписание.
Я расчертила большой лист бумаги и расписала очередность пар на несколько месяцев вперед, вписывая в клеточки имена, как мне заблагорассудится:
– Понедельник, двенадцатое число – Патрисия. Вторник, тринадцатое – Розлина. Среда, четырнадцатое…
И так далее. Имена фавориток встречались гораздо чаще других – имела же я право выделить кого хочу. Самое странное, что мой гарем безропотно подчинился, и с тех пор все каждый день сверялись с драгоценным документом. Заглянет иной раз какая-нибудь девочка в расписание и вздохнет:
– Моя очередь в четверг, двадцать второго.
Мальчишки смотрели на них с презрением:
– Ну и тупые эти девчонки!
Я была совершенно с ними согласна. Хоть это поклонение моей персоне мне льстило, но я его не одобряла. Другое дело, если бы меня полюбили за что-нибудь стоящее: за ловкость во владении оружием, за умение делать шпагат или сисон, за снежный шербет или за тонкость чувств.
Но девчонки обожали меня за то, что учителя пышно именовали интеллектом и что я ни в грош не ставила. За то, что я лучшая ученица. Мне было за них стыдно.