От этого она расстроилась и возмутилась.
— Какой еще анализ?! Неужели тебе не ясно, что Нонна не имеет к этому никакого отношения?!
— Маш, твоя адвокатская позиция состоит в том, чтобы уговорить меня выпустить Маевскую? Тебе не кажется, что адвокат в первую очередь должен оперировать фактами, а не Бог весть какими догадками?
Рассвирепевшая Машуня ничего не ответила и швырнула трубку на рычаги.
Нет, каков, а?! Пару дней назад вздыхал и обмирал от одного ее присутствия, а теперь смеет ей указывать, что делать и что не делать! Наверняка расслабился после того, как она разрешила ему проводить себя.
А эта Нонна, трепло несчастное, еще смела чего-то предсказывать! Типа «все у вас будет хорошо». Ага, конечно! Держи карман шире! Ты здесь напрягаешься, придумываешь, как ее из тюрьмы вытащить, а она…
— Что, все дураки? — деликатно осведомилась Василиса, отрывая Машуню от скорбных мыслей.
— Все! — категорично заявила Машуня и направилась к вешалке за своим плащом. — И это, к сожалению, диагноз.
— А ты куда собралась-то?
— В больницу.
Василиса придала лицу заинтересованный вид.
— Думаешь, тебя вылечат?
Машуня слабо улыбнулась.
— Я к дуракам себя не отношу. А в больницу я пошла к Кольке. Он-то хамить мне не будет. И пусть Федорчук не обижается: сам виноват.
* * *
Миндия Гегемоншвили побил все рекорды по халатности и разгильдяйству. Вчера его как путного человека отправили в больницу к Николаю Соболеву, чтобы он произвел допрос потерпевшего. Но вместо этого потомок горных князей полдня прошарахался в неизвестном направлении и вернулся уже под вечер с нулевым результатом: в бланке протокола значились только какие-то невнятные закорючки, обозначающие, что допрос проводился ни кем иным как М. В. Гегемоншвили.
— Что это такое, я тебя спрашиваю?! — бушевал Федорчук, тыкая в лицо Миндии протоколом. — Письмо на деревню дедушке? Или работа на конкурс рисунка на асфальте? Я тебя за чем посылал?!
Миндия понимал, что все упреки шефа справедливы, но ничего не мог с собой поделать. Он пришел в больницу с твердым намерением сделать все, как надо. Встретился с потерпевшим, разложил на подоконнике бумаги, приготовился записывать показания… Но потом разговор как-то незаметно перешел на женщин… Хотя, если быть честным, то это был и не разговор вовсе, а чистой воды монолог: Гегемоншвили рассказывал Николаю Соболеву о своих последних успехах у противоположного пола. Он думал, что вещает всего-то минут тридцать… А оказалось, что времени уже девять вечера… В конце концов незадачливого следока выгнала сердитая медсестра, заявив ему, что так долго посещать больных строго воспрещается.
