моя Утопия, воображаемая страна Томаса Мора. Она же и неотступно преследующий меня кошмар. Когда я был совсем маленьким, отец говорил: «Если у тебя заболит живот, сразу скажи мне», потому что он помнил, как его товарища по пансиону, который побоялся сказать отцам Сореза, что у него боли в желудке, нашли мертвым в промозглом дортуаре — у него несколько дней продолжалось внутреннее кровотечение. Почему я сегодня вспоминаю об этом? Удивительно, как память сортирует отбросы, может быть, она отнесется благосклонно и к утилизации мусора? Набоков говорил, что воображение — это форма памяти. Предположим, я выдумал всю свою историю, тогда получается, что я всего лишь исказил воспоминания?
Если считать, что память экологична, не понимаю, почему она стерла лицо Лены Дойчевой. Ведь Лена-то еще никого не замарала (хотя… я бы не прочь…) Хорошо, допустим, если детство проходит за решеткой, вырастаешь неизлечимым бабником. Но чем объяснить мое женолюбие, учитывая, что мои младые годы были самыми свободными за всю мировую историю? Поэтому, возможно, я сексуально корректен. Я бы женился на девушке, которая выдает себя за чеченку, чтобы красоваться на рекламных щитах всей планеты. Чем чаще я пытаюсь ее вспомнить, тем сложнее мне восстановить ее черты. Приходится рассматривать фотки в мобильнике в надежде, что ее образ снова возникнет в моей памяти. Смотрите, как она светится на этом снимке, полюбуйтесь туманным нимбом, окутывающим ее сияющие плечи, — ну вот и объяснение нашлось, девушка, видимо, радиоактивна, в конце концов, она родилась не так далеко от Чернобыля. Глядя на нее, я вспоминаю слова Габриэля Марселя: «Любить — значит говорить другому: нет, ты не умрешь». С тех пор как скаут из агентства «Форд» обнаружил в супермаркете Баии тринадцатилетнюю бразильянку Адриану Лиму, ставшую звездой «Элит», непорочность не была столь сексуальной. Ну, не считая, разумеется, Девы Марии. Izvinite, простите, отец мой, я богохульствую, но если бы вы видели Лену, вам бы все было по барабану, даже тучи, нависшие над Даниловским монастырем. Ад — это расставание с ней. Сегодня я знаю, как быть счастливым: избежать знакомства с Леной Дойчевой. Я уверен, что излечит меня только смерть, ибо Лена бессмертна. «Любить кого-то значит всегда верить в него». Габриэль Марсель, сидевший при галстуке на веранде в По, так определял любовь. Помню, как я, маленький мальчик в серых фланелевых штанишках, наблюдал за старым человеком, которому суждено было умереть в будущем году. Этот христианин, чей «Метафизический дневник» я прочту тридцать лет спустя, прогуливался по саду с моим дедом, опираясь на него за неимением трости, и ему даже в голову не приходило, что Бог конфискует его бытие несколько месяцев спустя. Ладно, я готов верить в малышку Лену во веки веков, но при одном условии — чтобы мне дали покончить с собой у ее лог.
