Zdrastvuite вам, papasha! Есть ли у манекенщиц душа? Я задумался о метафизике топ-моделей, входя на цыпочках в ваш атомный гриб. Таксист, высаживая меня перед храмом, рассыпался в благодарностях, когда я отказался взять сдачу:
— Будь богатым, как Роман Абрамович, который скупил пол-Англии, и живи сто семь лет, как моя бабушка!
Чаевые — залог дружбы. Спасибо, что согласились снова меня принять, дорогой pater noster. В воде, омывающей ваш позолоченный купол, отражается сегодня пурпурное небо, расцарапанное желтыми подъемными кранами, мычащими на ветру над Москвой-рекой, короче, я хочу сказать, что у вас тут красиво, если, конечно, конец света способен радовать взор. Как здорово пройтись по лужковскому мосту, оставив позади себя остров, где в помещении бывшей шоколадной фабрики строят лофты для богачей, подняться по сизо-розовой, словно облака, лестнице и обойти фонари, крапинками усеявшие вашу дурацкую «чернильницу». Дом на набережной, по ту сторону серой реки, выглядит так же радушно, как и в романе Трифонова. В роскошных московских апартаментах олигархия пришла на смену номенклатуре — пусть кто-нибудь попробует объяснить мне, в чем разница между ними, лично я не вижу смысла в ваших революциях, которые никогда ничего не меняют. Впрочем, нет — в свое время верные слуги режима любовались из окна бассейном, теперь — вашим храмом. Прогресс налицо, не так ли? Но позвольте мне заметить, что псевдобронзовые барельефы, украшающие ваш фасад, просто-напросто безобразны, равно как и плиты на паперти. Почему было не склеить заново осколки старого Христа Спасителя, похороненного на кладбище Донского монастыря? Вашему новому, «с иголочки», храму налет времени не повредил бы. Фрески в нем еще сырые, а стены возмутительно непорочны — чем не декорация в съемочном павильоне. Святость тут и не ночевала, даже богослужения отдают бутафорией. Izvinite, я вечно все критикую, французы — известные мастера слова, а не дела. Кстати, если уж я перешел к рекламациям, исповедоваться стоя ужасно неудобно. Я только начал, а у меня уже спина ноет. Почему бы вам, православным, не установить у себя исповедальни, как у католиков? Ради соблюдения вашего мазохистского ритуала нам приходится беседовать на ходу, в толпе любопытных старушек в платочках. Бабушки жадно ловят каждое наше слово — хорошо еще, они не говорят по-французски так бегло, как вы, — ваша парижская ссылка в девяностых не прошла даром. Когда-то все русские говорили на моем языке: Достоевский — с детьми, Тургенев — с Флобером, Набоков — с Пиво
