Но тут гляжу — милостыню просит. И голосок у него жалостный такой, и глазки такие же… Э, нет, думаю, видно, не настолько ты крутой сенс, если вчера своё умение употребил, а сегодня как простой смертный попрошайничаешь. И уже прошёл было мимо, как вижу, подходит к мальцу Верзила и начинает у него карманы выворачивать. Этого Верзилу знает, наверное, весь район. Гнусный тип, и гнусным делом занимается. Нищих обирает.
Я приостановился, достал сигареты и, делая вид, что прикуриваю, стал наблюдать.
Малец мой и не думает сопротивляться. Поскуливает так это беспомощно, что щенок:
— Не надо… Ты ведь у меня вчера всё забрал…
Но Верзиле такое нытьё только нравится.
— Ну и что? — ухмыляется. — Я и завтра к тебе приду.
Похоже, мальца это «завтра» приводит в чувство.
— Помру ведь… — тоненько хнычет он, но вижу, глаза его из жалостных вдруг становятся пустыми и холодными, как вчера на рынке.
— А плевать мне! — регочет Верзила. — Вас, нищету да убогость, надо уничтожать как социальную заразу.
И тут малец преображается.
— Не придёшь! — фальцетом выкрикивает он и впивается в Верзилу страшным взглядом. Его глаза вдруг становятся круглыми, огромными, и мне даже чудится, что из них молнии метнулись.
Ну, сейчас будет комедия, думаю, вспоминая вчерашний инцидент с торговкой пирожками. На коленях, Верзила, ползать будешь перед мальцом и, умильно сюсюкая, деньги совать! В предвкушении представления я уже открыто наблюдаю за ними.
Но ничего подобного вчерашнему не происходит. Не действует на Верзилу магия мальца.
— Чего?! — угрожающе цедит он и заносит руку для оплеухи.
Вот тут-то всё и случается. Я вначале и не понял что, да и Верзила, похоже, тоже. Рукав его куртки на занесённой руке вдруг распадается на составные части и падает на землю. Верзила вздрагивает как от наваждения, и тогда вся одежда начинает осыпаться с него лохмотьями. Такое впечатление, будто в ней вдруг исчезли все шовные нитки.
— Это… как?!.. — недоумённо вопрошает в пустоту Верзила, стоя голышом посреди подземного перехода.
Я прыскаю, и мой смех, как по команде, подхватывает вся нищета.
Верзила ошарашено оглядывается — ему уже не до мальца, — хватает большой кусок куртки и, прикрывая им срам, пытается бежать. Однако оказывается, что и ботинки разлезлись по швам, и он, сделав несколько шагов босиком, возвращается. Увидев, что осталось от ботинок, матерится — что вызывает в переходе взрыв прямо-таки гомерического хохота — и теперь уже во все лопатки улепётывает.
