- Ты - больной! Тебя лечить надо! Я всем позвоню! В область! Во все газеты!! Членов Политбюро - на пай! Раскладушки заместо трактора! До Москвы дойду!! На весь свет опозорю!
К шуму и крику за немалую свою жизнь Корытин привык. Слушать несладко. Но привык.
Правда, не думал он, что нынче достанется не только ему. И теперь он понимал, как больно сестре, и чуял свою вину не столько за короткий испуг, когда бежала она от дома к конторе, сколько за то, что не может Катерина всего понять, а он объяснить ей не в силах нынешнее и вчерашнее.
Объяснить было трудно, почти невозможно, как всякую чужую жизнь. А для сестры эта жизнь стала чужой давным-давно.
Но хотелось оправдаться. Кончались короткие дни свиданья. А потом снова, может, на годы расстанутся. Будет душа болеть у него, у нее.
Готовились обедать. Жена собирала на стол. А Корытин сестру приголубил, обнял ее за плечи, подвел к широкому окошку, за которым лежал зимний день. Хороший был вид из окна: дома, улица - все снегом прикрытое, словно принаряженное. Не улица, а новогодняя открытка. Глядя туда, на волю, и обнимая сестру, Корытин пропел негромко:
Серый денек,
Белый летит снежок.
Сердце мое...
По голосу, по сердечному тону, по лицу и глазам брата - что-то в них чудилось! - Катерина поняла и прошептала:
- Братушка, зачем ты сюда приехал? Уезжай.
- Поздно, сестра.
- Господь с ними, пусть живут как хотят... - уговаривала она.
- Не получится. Это ведь детский сад, детишки, как их оставишь. При спичках... Хату сожгут. Помнишь, мы в детстве сарай сожгли. Отец нас выпорол. А нам ведь хотелось интересного: не думали сарай жечь. Верно ведь?
- Конечно.
- А сожгли. Так и здесь. Детвора... Ныне будем пряники есть, конфетами закусывать. А завтра от голода заревем. В Бударинском колхозе племенную ферму, тысячу двести коров, за неделю на мясо порезали, продали. И весь район им завидовал: забогатели, на свадьбах гости по миллиону жениху с невестой "на блюдо" клали. Чем завтра будут жить - об этом загаду нет. И у нас такие же. Лишь отвернись, все порежут, все растянут. Одни - на пропой, другие - на шоколадки. Детвора... Хоть и взрослые люди. Пойди к Петровичу, он тебе про дураков в третьем поколении расскажет.
- Так зачем же ты сюда приехал?
- Потому что сам - дурак. Умный человек не полез бы в такой хомут.
- Нет, братушка, ты - не дурак, - искренне сказала Катерина.
- Спасибо, сестра, - улыбнулся Корытин. - Тогда, значит, мой ученый сынушка прав. Он поет, что я - коммунист. И ведь не отбрешешься. В пионерах, в комсомольцах выросли. Помнишь? Как стремились туда! Старались... Тимуровцы. Чтобы старым помогать. В школе отстающих подтягивать, чтобы звено не позорили, отряд. Все было. Не скинешь с руки. Вот и теперь... Жалко... Понимаешь такое слово? Скотину жалко. Такие коровы у нас... Землю жалко. Сколько с ней пестались: севооборот, пары... Все кинь, завтра - дикое поле. А понастроили: фермы, мастерские... И все в дым: растянут, разломают, сожгут. Детвора... С папой привыкли жить, в семье. Прикажут: "Паси", - значит - паси; "Коси!" буду косить. А без папки хоть помирай. "Туды-сюды кидаю... - передразнил он. Умом не догоню... Как жить!"
