Раньше, чем створки начали раздвигаться, Барс уже почуял, что по другую сторону, в остановившейся кабине, нет ничего ЖИВОГО.
Но что-то там все-таки было. Нечто, искривлявшее поисковый «луч» и притягивавшее к себе Барса, будто фетиш. Или даже часть его плоти.
Чувство было абсолютно иррациональным, однако это не помешало суперу представить на мгновение, что в кабине лежит его отрубленная рука. Или нога. Или отрезанный член. Или бьющееся сердце… Но пока он сохранял полный набор того, чем снабдила его природа, и потому отвратительная абсурдная игра все больше напоминала кошмарный сон.
Главным стало не утратить концентрации. Когда-то он мог преодолевать любые наваждения…
Вспыхнул тусклый красный фонарь, припорошенный пылью. Этот свет был таким же липким, как тьма. Он не столько освещал предметы, сколько обволакивал их кровавой пленкой. Ложной аурой, скрадывавшей форму.
Фонарь сочился багровым инфернальным сиянием, но в проводах по-прежнему не было тока. Барс старался не замечать этой вопиющей нелепости, как и десятка других противоречий, обрекавших его на лихорадочные поиски опоры для рассудка и клея для разбитой вдребезги логики. Он нашел единственно верный выход – отбросил всякую логику и вцепился в ускользающий призрак собственной жизни, полностью оказавшейся в зоне кошмаров.
А потом начали происходить и худшие вещи. Теперь Барс мог видеть, но это ничего не упрощало. Наоборот, вовлекало в новую западню.
Из кабины лифта, в которой, конечно, никого не было, выкатился предмет неправильной формы. Когда предмет попал в полосу света, Барс сжал пистолетные рукоятки так, что заныли пальцы.
Это была голова его среднего сына.
Глаза могли обмануть, да и узнать искаженные предсмертной судорогой черты было трудно, но не обманывало то самое чувство родственной плоти, беззвучный зов крови, который звенел в мозгу у Барса, предвещая трагический конец и самый страшный приговор для суперанимала – заглохший род, стертую Программу, прервавшуюся цепь жизни и развития, которой полагалось тянуться в будущее, соревнуясь с вечностью…
В этот момент он с ослепляющей беспощадной ясностью постиг, что вся его жизнь была взята взаймы у ростовщика времени – ненадолго и на не вполне законных основаниях. А возвращать долг придется с огромными процентами.
…Голова катилась в его сторону и через пару секунд скрылась под металлическим шкафом.
Барс понял, что продолжение следует. Он не обманывал себя тем, что стал жертвой иллюзии, – за этим неизбежно наступала вполне реальная смерть. И так же, как недавно он не дал собственному воображению и растерянному рассудку сыграть свою предательскую роль, он не дал шанса боли. Он остановил боль на периферии сознания и не позволил ей доминировать. Она лишь кричала с окраин его существа, напоминая о том, кем он еще был на самом деле: отцом, стариком, в конце концов – человеком…
