— Я чувствую себя птицей с подрезанными крыльями, — пожаловалась она.
— Мне знакомо это чувство, — печально произнес Крейг и стукнул костылем по полу.
— О, извини меня, Крейг.
— Ничего страшного. Не знаю почему, но я могу спокойно говорить о недостающей ноге. По крайней мере, с тобой.
— Когда пришлют протез?
— Морган Оксфорд отправил его дипломатической почтой, а Генри Пикеринг пообещал поторопить техников в ортопедической клинике Хопкинса. К началу процесса должны прислать.
Процесс. Даже повседневные заботы в «Кинг Линн» и подготовка к открытию «Вод Замбези» не могли отвлечь Крейга от Сэлли-Энн и от процесса. Слава Богу, он мог поручить заботу о «Кинг Линн» Гансу Грюнвальду, а текущими делами «Вод Замбези» занимался Питер Янгхаз-бенд — молодой кенийский директор и проводник, приглашенный Сэлли-Энн. Сам Крейг оставался в Хараре, хотя каждый день общался со своими управляющими по телефону или радио.
Протез Крейга доставили за день до выписки Сэлли-Энн из больницы. Он задрал штанину, чтобы показать его ей.
— Отрихтован, тщательно отремонтирован и смазан, — похвастался он. — А как твоя голова?
— Также, как и твоя нога, — ответила она со смехом. — Правда, доктора предупредили, что ей не стоит биться обо что-нибудь твердое по крайней мере несколько недель.
На следующее утро она с забинтованной грудью и с тростью спустилась к «лендроверу».
— Ребра болят? — спросил он, увидев, как она сморщилась, садясь в машину.
— Выживу, если никто не будет тискать.
— Значит, не тискать. И это правило нарушать нельзя?
— Думаю… — Она замолчала, внимательно посмотрела на него, потом опустила глаза и с притворной скромностью прошептала: — Но правила соблюдают лишь дураки, а мудрые люди их просто учитывают.
Второй зал округа Машоналенд Верховного суда Республики Зимбабве сохранил все атрибуты британского правосудия.
Над залом возвышалось кресло судьи с гербом Зимбабве, перед ним ярусами стояли дубовые скамьи, по разные стороны от кресла располагались место для свидетеля и скамья подсудимых. Обвинители, заседатели и защитники были одеты в черные мантии, а судья был великолепен в алой. Изменился только цвет лиц, черная кожа выделялась на фоне белоснежных завитых париков и накрахмаленных белых раздвоенных воротников.
Зал был заполнен народом, а когда люди заняли стоячие места в задней части, судебные приставы закрыли двери, оставив толпу в коридоре. Зал был заполнен в основном матабелами, проделавшими долгую поездку на автобусе из Матабелеленда, у многих на одежде были значки партии ЗАЛУ. Все были мрачными и вели себя тихо, только когда в зал ввели подсудимого, в зале раздался шепот, а одна из женщин, в одежде цветов ЗАЛУ, истерически закричала, подняв вверх сжатый кулак:
