В комнате воцарилась тишина, лишь тихонько попискивал диктофон. Наконец фон Менк продолжил:
– Древние верили, что природу составляют четыре элемента: земля, воздух, огонь и вода. Кто-то говорил о наводнениях, кто-то – о землетрясениях или мощных ураганах, другие – о дьяволе. Когда Атлантида предала свою моральную нишу, ее поглотила вода. Конец Содому и Гоморре принес огонь. Чума пришла в Венецию по воздуху. Катастрофы, как и золотое сечение, следуют циклическим закономерностям. Я показал это в схемах.
Доктор достал вторую диаграмму – сложную, исчерченную линиями, таблицами, исписанную числами. Центральная пентаграмма заключала в себе подпись:
2004 г. н.э. – Нью-Йорк – Огонь
– Вы полагаете, что Нью-Йорк сгорит?
– Только не так, как можно себе представить. Город поглотит огонь внутренний – как Гроува и Катфорта.
– И этого можно избежать, если люди вернутся к Богу?
– Слишком поздно. – Фон Менк покачал головой. – Прошу заметить, мистер Гарриман, я не употребляю слова «Бог». То, о чем я говорю, – не обязательно Бог, а некая сила природы: моральный закон Вселенной, такой же постоянный, как и любой из законов физики. Мы создали дисбаланс, который должен быть исправлен – в две тысячи четвертом году. – Ученый постучал пальцем по стопке таблиц. – Великое событие. Его предсказывали Нострадамус и Эдгар Кейси, о нем говорится в «Откровении».
Гарриман кивнул. Все прозвучало так сильно, что по спине побежали мурашки. Но не «утка» ли это?
– Доктор фон Менк, вы проделали титанический труд.
– Увлечение поглотило меня. Более пятнадцати лет я ждал две тысячи четвертого года, помня о значении даты.
– Вы уверены на все сто, или это только теория?
– Отвечу так: завтра я покидаю Нью-Йорк.
– Покидаете?
– Уезжаю на Галапагосские острова.
– Почему именно туда?
– Как писал Дарвин, Галапагосы знамениты своей изолированностью. – Фон Менк указал на диктофон. – На этот раз я не собираюсь снимать документальный фильм. История целиком ваша, мистер Гарриман.
– Не снимете документального фильма? – тупо переспросил Гарриман.
– Если я хоть в чем-то прав, мистер Гарриман, то когда все закончится, смотреть фильм будет, в сущности, некому, верно?
И в первый раз с тех пор, как Гарриман вошел в кабинет фон Менка, доктор улыбнулся – слабой улыбкой, грустной, без малейшего намека на юмор.
