— Что ж, если он будет работать в нише, — сказал Корнхауэр, — нам придется временно снять распятие и повесить лампу на его место. Я не вижу другого…
— Еретик! Язычник! — прошипел библиотекарь, воздевая дрожащие руки. — Господи, дай мне силы, чтобы я мог разорвать его на куски этими руками. Когда же он остановится? Извергни его прочь, прочь!
Он повернулся к ним спиной, его руки все еще вздрагивали.
Дом Пауло и сам невольно вздрогнул, услышав предложение изобретателя, но теперь он грозно нахмурился, глядя на спину брата Армбрустера. Он никогда не ожидал от него особой кротости — это было бы противно натуре Армбрустера, но в последнее время старик стал еще сварливее.
— Брат Армбрустер, повернитесь, пожалуйста.
Библиотекарь повернулся.
— А теперь опустите руки и разговаривайте более спокойным тоном, когда вы…
— Но, отец аббат, вы же слышали, что он…
— Брат Армбрустер, будьте добры взять лестницу и снять это распятие.
Лицо библиотекаря побелело. Он безмолвно уставился на дома Пауло.
— Это не церковь, — сказал аббат. — Здесь не обязательно должно висеть распятие. Будьте добры, снимите его, пожалуйста. Это единственное подходящее место для лампы, вы же сами видите. Потом мы снимем ее. Я понимаю, конечно, что все это потревожило вашу библиотеку и, вероятно, нарушило ваш распорядок, но мы решили, что это следует сделать в интересах прогресса. Если нет, то тогда…
— Вы можете даже Господа нашего отодвинуть, чтобы освободить путь для прогресса!
— Брат Армбрустер!
— Почему бы вам не повесить вашу дьявольскую лампу Ему на шею?
Лицо аббата застыло.
— Я не принуждаю вас повиноваться, брат. Зайдите ко мне в кабинет после вечерни.
Библиотекарь сник.
— Я достану лестницу, отец аббат, — прошептал он и неохотно заковылял прочь.
Дом Пауло кинул взгляд вверх, на Христа в арочном своде. «Ты не против?» — вопросил он.
В желудке у него словно завязался узел. Он знал, что этот узел в урочное время даст о себе знать. Он ушел из подвала, пока кто-нибудь не заметил, как ему плохо. Было бы нехорошо показать общине, что такая маленькая неприятность может свалить его с ног в эти дни.
Установка была окончена на следующий день, но дом Пауло во время испытаний был у себя в кабинете. Дважды он пытался образумить брата Армбрустера в частной беседе, а затем упрекнул его публично во время собрания орденского капитула. И все же стойкость библиотекаря была ему симпатичнее, чем энтузиазм Корнхауэра. Обессиленный, он сидел на скамье и ждал известий из подвала, чувствуя, что ему почти безразлично, чем закончится испытание. Одну руку он держал под рясой, похлопывая ею по животу, словно пытался успокоить расшалившегося ребенка.
