— Привет, — сказала она. — Присаживайтесь. Оба. Они устроились бок о бок напротив нее. Баджи разглядывала девушку в полном восторге. Муленберг стал тоже присматриваться к ней, и в глубине сознания зародилась безумная догадка…
— Быть не может… — изумленно пробормотал он.
— Может, — ответила незнакомка, обращаясь прямо к нему. — Так оно и есть. — И бросив взгляд на Баджи, спросила:
— Она еще ничего не знает?
Муленберг покачал головой:
— Я не успел ей рассказать.
— Может быть, и не стоило раньше времени, — откликнулась незнакомка.
Баджи повернулась к Муленбергу и выпалила:
— Так ты его знаешь!
— Да, знаю… — только и сумел выдавить он.
— Не можешь подобрать местоимение, да? — расхохоталась незнакомка.
— О чем это он, — заволновалась Баджи. — Хватит говорить загадками!
— Вскрытие развеяло бы тайну, верно? — догадался Муленберг.
— Разумеется, — кивнула незнакомка. — Все и так висело на волоске.
Глаза Баджи бегали от одного собеседника к другому.
— Объяснит мне кто-нибудь, в чем дело, или нет, черт побери!
Муленберг встретился взглядом с незнакомкой. Та кивнула. Он обнял Баджи. Слушай же, журналистка. Наш приятель — существо новое, на нас не похожее.
— Нет, не повое, — возразила девушка. — Мы появились здесь много тысяч лет назад.
— Неужели? — Муленберг пытался переварить услышанное, а Баджи съежилась и запротестовала:
— Но… но… но…
— Тихо, ты, — цыкнул Муленберг и крепче прижал ее к себе. — Ты весь день гуляла не с мужчиной, Баджи, да и я провел полночи не с женщиной. Так?
— Так, — подтвердила незнакомка.
— И убили вовсе не сиамских близнецов, а таких же, как ты. И они…
— Они находились в состоянии конъюгации. — В голосе незнакомки, охарактеризовать который можно было и как контральто, и как тенор, зазвучала неизбывная скорбь.
— В каком состоянии? — переспросила Баджи. Муленберг решил ей объяснить:
— Некоторые формы жизни, — начал он, — и одноклеточный организм под названием парамеция — хороший тому пример — размножаются простым делением. Клетка и ядро удлиняются, потом ядро разделяется надвое и половинки расходятся в разные концы клетки. Наконец она тоже делится, и готово! — получаются две парамеции.
— Но ты… он…
— Помолчи, — оборвал ее Муленберг. — Я еще не закончил. Недостаток простого деления в том, что оно не допускает обновления генов. Прямые потомки парамеции размножались бы, пока по теории вероятности гены вырождения не стали бы доминантными, и на этом род парамеций прекратился бы. Но простейшие обрели механизм зашиты от таких неприятностей. Заключается он в том, что две парамеции становятся вплотную и стенки клеток в месте соприкосновения постепенно исчезают. Сюда же передвигаются и ядра. В конце концов они сливаются, их содержимое перемешивается, затем они разделяются вновь и уходят каждая в свою клетку. Стенки парамеций восстанавливаются, парамеции отрываются друг от друга и расходятся.
