— О, — задумалась Жанетт, — ты дурак, Герб, но он все равно гадина. На их семейном жаргоне «гадина» означает любого, кто устраивает гадости.
— Я не дал себя в обиду.
— Все равно, будь всегда наготове, на всякий случай.
Герб выглядывает в окно в сторону дома Смита.
— Слишком близко, чтобы бросать гранату.
— Главное, чтоб они не узнали, кто бросил.
— Ладно, — успокаивается Герб, — мы не будем в них бросать.
— Конечно, мы просто хотим иметь про запас гранату. Да, есть еще новости.
— Жанетт рассказывает о старике Трайзере, которого повысили и теперь он будет счастлив поквитаться со Смитти.
— Оставь его, Жанетт, у него простатит.
— Откуда ты знаешь? Он сказал?
— Нет, сам узнал. — Герб добавляет: — Еще и геморрой.
— Боже, я подразню Тилли.
— Ты самая злобная женщина, которую я знаю. — Они обидели моего маленького мальчика, а я буду им молчать?
— Она будет думать, что это я разболтал.
— Она не будет знать, откуда это пошло. Я устрою все так, что не подкопаешься. Мы ведь с тобой два сапога пара. Вот.
Герб крутит бокал и смотрит, как перемешивается виски.
— Смитти упоминал сегодня о сапогах.
Он рассказывает о покупке Тилли и о том, что по словам Смитти скоро дети не будут знать своих отцов.
— Тебя это волнует? — Жанетт вскидывает головку.
— Немного.
— Забудь об этом. Ты мыслишь по-старинке. Кто мы? Мы, папочка, новые люди. Да, Карин и Дейв растут без отца, такого, знаешь, большого толстого патриарха и без ласковой матери и без всего этого сюсюканья, которое описывают в книгах.
— Представь только: «История моей жизни», автор Карин Рейл. Когда я была вот такой маленькой, у меня не было мамочки и папочки, как у всех деток. Вместо них у меня был Комитет.
— По крайней мере у них есть дом, еда, одежда, их любят, что — этого мало?
— Да, но мне жаль образа отца-патриарха.
Жанетт треплет Герба по щеке:
— Я могла бы в это поверить, если бы ты в душе чувствовал действительно таким. А ты ведь уже уверен, что будешь и в этом Комитете, не так ли? Идем спать.
— Что ты имеешь в виду?
— Спать идем!
Чарли Джонс столкнулся с Филосом у кабинета Милвиса. Видно, Филос сюда и направлялся.
— Ну как?
— Потрясающе, — ответил Чарли, — просто фантастика. — Тут он искоса взглянул на Филоса и добавил: — Думаю, что у тебя иное мнение.
— Ты хочешь узнать больше? Или на первый раз довольно? Тебе надо опять поспать?
— О, нет, теперь можно не спать до ночи. — Слово «ночь» здесь тоже имело не больший смысл, чем слова «мужчина» и «женщина». Чарли пояснил: Ночь — это когда темно.
