Это был второй по тяжести удар, обрушившийся на Розу, когда она прочитала оставленный для нее на кухонном столе тетрадный в арифметическую клеточку листок. Первый был страшнее, но понятней для нее: там, по крайней мере, зная, что происходит в стране, начиная с тридцать седьмого, и продолжает происходить теперь, в сороковом, она допускала наличие причины – отвратительной, скорее всего, гадкой, ничтожной, изобретенной неизвестными недругами или завистниками, но – причины ареста мужа.
Здесь же, в своем собственном дому Роза Марковна объяснения эти искала и не могла для себя найти. Сперва она приняла это за шутку, но, чуть поразмыслив, соображение такое откинула – не сходились концы с концами, не могла Зина так с ней шутить, не умела, да и не за что было, тем более в такое жуткое для семьи время.
Вещей в ее каморке не оказалось тоже, и тогда она поняла, что все – правда, Зины больше нет. Оставалось последнее предположение, то, о котором Зина упомянула в письме: у Мирских нет средств содержать ее теперь, после ареста единственного в доме кормильца, – и только оно могло хотя бы как-то причинно обосновать такой ее поступок. На этом Роза Марковна поставила точку, решив ждать обещанного Зиной письма.
Идочка Меклер, узнав, заохала и сразу же принеслась, предложив посильную помощь по ведению хозяйства и все, чего Розанька пожелает. Юлик Аронсон прицокнул языком и поинтересовался, остались ли у Мирских накопления после Семена. От Идиных услуг Роза отказалась в вежливой форме, чтобы не обижать сестру. Юлику же сообщила, что лишних денег в доме не было и нет, сама же она собирается работать, для чего поступает на краткосрочные бухгалтерские курсы, чтобы обрести профессию, пока с Семой не ясно.
Именно так Роза Марковна Мирская, жена врага народа, бывшего академика Семена Мирского, и поступила. Сбрызнулась легкими духами, подколола аккуратней седую прядь на черной голове, вытянула из гардероба жакет построже и через тридцать семь полных лет от даты своего появления на свет в семье Марка и Рахили Дворкиных вышла из дому, чтобы идти туда, где учат овладевать бухгалтерской наукой. Через тридцать семь счастливых лет и еще пять страшных месяцев.
Обратно в Москву Мирские вернулись лишь в начале весны сорок пятого. Сначала Борис, а немного позже и сама Роза Марковна. Срок эвакуации закончился, Борис рвался домой всеми силами, чтобы успеть отдать документы в Архитектурный институт, о котором мечтал еще до папиного ареста и о котором помнил все годы, пока они с мамой жили в Ташкенте. Роза отпустила его одного, потому что к тому времени уже была за мальчика спокойна. Борису исполнилось восемнадцать, и к тому моменту сын сумел доказательно убедить Розу Марковну в собственной взрослости и мужской надежности. Там же, в Ташкенте, он закончил школу на полтора года раньше срока, получил аттестат и быстро нашел способ стать добытчиком для семьи.
