Горничная ахнула и прижала руки к груди. Она начала испуганно пятиться, стараясь спрятаться за спины других и отчаянно озираясь вокруг.
Смех леди Мэв прозвучал холодно и отчетливо.
– Да, твои слуги отлично запомнили меня.
– Попробуй угрожать хоть одному из них, – это будет означать, что ты угрожаешь мне, – отрывисто бросила Ровена.
– Ой, тра-ля-ля, вы только послушайте, как эта пава пытается меня лягнуть! И что же дальше? Кроме того, ты ведь захочешь вернуть свое состояние, – беззаботно добавила она таким тоном, словно по бокам ее не стояли два дюжих охранника.
– Шлюха! – По залу к ним широким шагом приближался Гилльям, с откровенной ненавистью глядя на свою сладострастную свояченицу. – А ну, говори леди Ровене, что ты сделала с деньгами!
Ярость отпечаталась на ее бледных гладких щеках двумя пунцовыми пятнами.
– Мальчишка, который еще не бреет бороды, и какая-то монашка не отнимут у меня то, что я нажила таким трудом. Неужели вы хоть на минуту могли подумать, что Рэннольф поверит вашим обвинениям? Так подумайте еще разок. Когда этот простолюдин окажется в могиле, кто сможет свидетельствовать против меня? Я выиграю эту войну! Рэннольф любит меня, и вы не посмеете ничего сделать!
Гилльям отшатнулся, словно от удара.
– Ты лжешь!
– Ах, любимый, да ты ревнуешь! – нежно проворковала она.
Ровена заговорила раздраженным тоном.
– Можешь дразнить его, сколько хочешь, но мне кажется, я знаю сэра Гилльяма лучше. Как бы ты ни пыталась выглядеть прекрасной, он даже не посмотрит в твою сторону. Да и тот, кого ты так желала заполучить в любовники, держал свою спальню на запоре от тебя. Может, правда заключается в том, что мой муж сделал это, чтобы помешать тебе заползти в свою постель? Он оказался достаточно мудр и не попал под твою власть.
Гилльям громко расхохотался.
– Ты встретилась с достойной соперницей, шлюха!
– Ты думаешь подразнить меня, правда, мальчик? Так не трудись, ведь я-то хорошо знаю, кто я и что делаю. Это ты должен быть осторожнее и смотреть, куда идешь, ведь мы с тобой так похожи!
Он резко побледнел.
– О чем вы говорите?
– Это так, любимый, – она нежно улыбнулась. – Два сапога – пара. Если я домогалась богатого мужа моей сестрицы, то, по крайней мере, не сделала ничего иного, кроме этих домогательств, как только что догадалась эта пава. А разве о тебе мы могли бы сказать то же самое?
– Миледи, – прошептал священник на ухо Ровене, – все кончено.
– Он умер? – спросила она, повернувшись к святому отцу, чтобы он мог видеть ее губы.
