Вскоре после моего приезда сюда я узнала, что имеется большая нехватка съестных припасов. И потому просила сэра Гилльяма приобрести у местных купцов все, что было для того необходимо…»
Он быстро пробежал список покупок с указанной ценой. Все приобретения казались разумными, цены – умеренными. Он был просто поражен, что в замке не хватало стольких необходимых запасов.
Рэннольф нахмурился. Возможно ли, что истерические письма Хьюго – всего лишь попытка скрыть свою халатность, а вовсе не его обычная помпезная ревность? С одной стороны, трудно было представить, что так может поступать верный и преданный человек, но с другой, что плохого может выйти, если за его работой проследит новый глаз? Вот только вопрос, по силам ли окажется жене подобная работа?
Он снова взглянул на ее письмо. Почерк у Ровены был мелкий, очень аккуратный, без каких-либо завитушек или приукрашений. Покупки были тщательно перечислены, с подробным указанием веса и цен. Несомненно, она где-то училась вести учет расходов.
«…Когда я спросила сэра Гилльяма о причине такого положения, он мне сказал, что является вашим управляющим совсем недолго и поэтому ничего не знает об этом. Затем он посетил ваши многочисленные владения, дабы узнать, платили ли они подати и контрибуции за прошлый год, чтобы можно было вести точный учет. В то же время он просил ваших управляющих-бейлиров прикинуть, какова будет ваша доля в будущем урожае, ибо посевы выросли уже настолько, что подобные подсчеты уже можно сделать…»
Как странно. Судя по тому, что сообщал Гилльям, именно она просила его отправиться за точными сведениями. Ее же слова звучали так, будто это была идея самого мальчика. В чем же дело: Ровена просто добра или скромничает?
«…Вот почему крайне смиренно молю вас позволить мне входить в ваши кладовые и сокровищницы, чтобы произвести необходимые подсчеты. Если же вы сомневаетесь в моей способности сделать это, то я рада буду сообщить вам, что мать-настоятельница монастыря нередко поручала мне работать вместе с ее келаршей,[10] и я находила в подобном занятии величайшее удовлетворение. Здесь, в Грэстане, все мы желаем вам удачи и Божьей помощи в ваших предприятиях и молимся, чтобы вы возвратились к нам так скоро, как захочет этого Господь Бог… Остаюсь Ваша покорнейшая служанка и жена Ровена, леди Грэстан».
Его глаза остановились и задержались на слове «покорнейшая». Она использовала это слово, чтобы посмеяться над ним и напомнить ему о том, как он отверг ее. Пальцы лорда Грэстана вонзились в овчинный мех, а в животе, казалось, что-то перевернулось при мысли о надменности этой женщины. Но пониже подписи находилась еще приписка, сделанная ее рукой:
