Мы оказались на внутренней территории станции. Вести себя нужно предельно осторожно. Слева находился центральный выход из административного корпуса на территорию станции, которым пользовались наёмники. Чтобы не попасть случайно в поле их видимости, мы отбежали за угол.
— И куда дальше? — шёпотом спросила Шнайдер.
Как ни странно, до этого мы все усилия прикладывали к тому, чтобы попасть в Центр. Что делать на самой станции, никто из нас даже не задумывался. Но особого выбора не было: позади только путь назад, а отступление не входило в наши планы. Справа пролегал канал, впадающий в реку Припять. Лезть в воду не было ни желания, ни смысла. Оставался только один путь — вперёд.
— Думаю, в первую очередь, нужно пробраться либо к хранилищу, либо к железной дороге, — предложил я свой план. — Нужно постараться выяснить, что здесь делают наёмники, и кто всем этим руководит.
Мои спутники молча кивнули. Действовать нужно без лишних слов. Но сказать легче, чем сделать. Участок железной дороги, ведущий за территорию станции, начинался на другом её конце. Добраться туда — задача непростая. Но надо же с чего-то начинать! Двигаясь цепочкой, мы стали обходить машинный зал, стараясь держаться ближе к стене. Удавалось это с трудом: вдоль стены расположено множество всевозможных компрессоров, подстанций и прочей аппаратуры. Тяжело себе представить асе эти механизмы в действии. Когда-то здесь наверняка стояли ужасающий гул и грохот. Но это было тридцать лет назад. Теперь вся техника безмолвствовала, постепенно превращаясь в металлолом.
Следом за машинным залом располагалось здание второго реактора. Благодаря своему чёрному цвету, оно выделялось даже ночью. Эту «черноту на фоне черноты» мне удалось разглядеть только благодаря работающему ПНВ. Интересно, заметил бы я здание невооружённым глазом? Проверять не было времени. Следом за зданием второго реактора следовало точно такое же здание третьего: чёрное и высокое, устремлённое в небо. На крыше машинного зала напротив обоих зданий располагались ряды труб.
За реакторами находился очередной корпус. Порог освещался светом крупного прожектора. Выходить на свет — значит обнаружить себя. Можно было взять курс вглубь территории станции, но мы не стали этого делать. Неизвестно, что там может нас ожидать. Вместо этого мы устремились вверх, на крышу третьего реактора. Этому способствовала внешняя лестница, окрашенная в голубой цвет, что наверняка выделяло её на чёрном фоне здания при свете дня. С крыши открывался прекрасный вид на освещённое крыльцо, и мы заняли наблюдательную позицию. Если быть точным, то открывался великолепный вид на всю территорию станции и вокруг неё: мы находились на самой высокой крыше в радиусе многих километров. Если посмотреть в ту сторону, откуда мы пришли, можно было разглядеть выжженные радиацией поля, утыканные одинокими стволами обугленных деревьев. Поля пересекали высоковольтные линии, одна из которых едва не прекратила наше путешествие. А ещё дальше на северо-западе высились силуэты городских строений. На востоке протекала река Припять. Что творится сейчас в её водах — неизвестно. Но и пересекать её мы не собирались. И поэтому всё своё внимание можно было сосредоточить на самой станции, которая располагалась прямо перед нами. Были видны многочисленные низенькие строения непонятного мне назначения. Были видны трубы и теплотрассы, крупные линии электропередач и отдельные провода, вдоль и поперек пересекающие территорию. Всё как на ладони. А слева от нас высилась громада Саркофага, самое сердце Зоны, усыпальница мирно атома.
