– Она была где-то здесь, – пробормотал он, оглядываясь.
Тяжелая каменная чаша стояла там, где он оставил ее много лет назад. Рядом лежал и обсидиановый нож – это место не терпело металла, никакого, потому он оставил наверху, у входа в катакомбы, все свое оружие. Только камень можно было принести сюда.
Он тяжело опустился на камни рядом с чашей, испуганный ягненок, небрежно брошенный на камни, часто дышал, но уже не блеял и не дергался – тяжелая атмосфера, пронизанная магическими потоками, подавляла волю к жизни. Пока что ее утратило только животное, но Геракл знал – стоит просидеть здесь несколько часов, и он уже не сможет встать. Не потому, что иссякнут силы – просто ему будет все равно. Проклятая вода была везде – не только в потоке, что бился о скалы в нескольких локтях ниже, но и в воздухе, и даже, наверное, в камнях. Следовало торопиться…
Он развязал ремешок, стягивающий тонкие ножки животного. В жертву приносят свободных… да, теперь у несчастного создания уже не хватит сил убежать.
– Прости… – шепнул он ягненку. И коротко полоснул того острой кромкой обсидианового ножа по подрагивающему горлышку. Струя крови ударила в каменную чашу, столь древнюю, что даже старейшие из ныне живущих гиперборейцев не знали, кто и когда создал ее.
Под сводами пещеры пронесся стон… горестный стон, состоящий из множества голосов. Живая теплая кровь высвободила магию, приведя в действие тонкие, и одновременно невероятно мощные силы, природы которых не понимали и гиперборейцы, научившиеся лишь использовать это странное явление.
– Кронос! – рявкнул Геракл во всю мощь своего голоса, и эхо заметалась меж камней, заглушая переливы тихих стонов. Он знал, что можно было и не кричать, что магия крови, пробуждавшая давно ушедших, не нуждалась в громком голосе. Он мог позвать Кроноса и шепотом. И даже мысленно… если тот сочтет нужным, то явится.
Сердце стучало медленно, словно собираясь с силами перед каждым ударом.
– Великий Кронос! – снова воззвал воин. – Великий Кронос, я, Геракл, хочу говорить с тобой!
– Хочу ли я говорить с тобой, полукровка, вот в чем вопрос… – раздался за его спиной тихий голос.
Геракл неимоверным усилием заставил себя не вскочить, не обернуться, не выставить перед собой нож – единственное свое оружие. Против обитателей этих пещер не помогли бы ни клинки, ни стрелы, ни руки, привычные к кулачному бою. Сюда приходили не драться, а говорить… или умирать. Иногда это становилось одним и тем же, мертвые не любили тех, кто тревожил их покой.
