– С душами, наверное, интеллигенты, – предположил я.
– Ага! – сказал Костик с непередаваемым сарказмом.
И тут в мою комнату без стука ворвалась мадам Полуэктова. И сразу же устремилась к столу, на котором стояла стеклянная сковорода.
– Ага! Я так и думала! Кто вам позволил брать мою посуду? – закричала она и только тут заметила, чем полна эта посуда.
– А-ааа! – заорала она в ужасе, замахала руками и выскочила из комнаты.
– М-да, влипли, – сказал Костик.
– Слушай, надо прятать подопытных животных. А то потравят ведь. Иосифа изведут в два счета, – сказал я.
– Ну душе-то его ничего не будет. Бессмертна, сука. Переберется куда-нибудь, – сказал Костик.
– Придется ему в подполье уходить. Опять, как до революции, – пробормотала проснувшаяся от крика Си.
На девятый день со дня смерти состоялись похороны Калерии Павловны.
Отпевали в храме Святого Князя Владимира, что на Петроградской стороне, вблизи Дворца спорта «Юбилейный». Уже с утра там были заметны приготовления: прямо в притворе храма соорудили деревянный настил с задником, затянутым серебристой тканью и увитым еловыми ветками. Менеджер по продажам Макс бегал по двору с листком бумаги и командовал кому что делать. Метрах в пятидесяти от подиума стоял пульт, похожий на те, что употребляются на рок-концертах.
Судя по всему, готовилось изрядное шоу.
Я выполнял свои обычные обязанности руководителя службы безопасности, расставляя охранников по периметру двора и у входа.
Гроб с телом тетки Сталин с утра стоял открытым в церкви, к нему постепенно стягивался народ.
Надо сказать, что предстоящее отпевание и погребение вызвали немалый ажиотаж в политической жизни Петербурга. Мачик тоже приложил к этому руку, он добивался максимальной шумихи.
Был погожий весенний день, воробьи купались в пыли у церковной ограды, солнце золотило купола. К одиннадцати часам во двор церкви прошествовал организованный отряд пенсионерок-сталинисток, экипированных красными флагами, повязками и транспарантом «Сталин и сейчас живее всех живых!»
Оставив транспарант и флаги вне храма, пенсионерки, крестясь, зашли внутрь и заняли позицию у гроба. Среди них выделялась одна – штурмового вида, с красным розанчиком на старомодной шляпке и ярко накрашенными красными губами. На вид ей было лет восемьдесят, но бодрости хватало на двоих сорокалетних.
Скоро возникла и оппозиция в лице человек пяти пикетчиков от демократических сил, занявших места у ворот церкви. Там были три хиповатые девушки с плакатиками «Нет сталинизму!», пожилая руководительница, по виду диссидентка со стажем, и неопределенного возраста и цвета невзрачный человечек в помятой шляпе.
