- Вот видишь! - Касум, не выдержав, вскочил на ноги, заходил по комнате, бережно поддерживая растревоженную, видно, руку. - Вот тебе и "товар". Сеидов этот наверняка с бандитами связан, а может, с кем-нибудь и похуже. Ай, в какое ты дело попал, отец! Ну, а что потом?
- Потом они мне грозить, понимаешь, стали. Сеидов сказал: Кули-заде сейчас меня полиции отдаст, скажет - я контрабандист, и сгнию я в тюрьме на чужой земле. "Мурсал-киши верно говорит, соглашайся, Гасан, - поддакивал этот внук шакала Кули-заде. - Мы научим тебя, как сделать с паспортами, чтобы Гюльнара в стороне осталась". Я подумал-подумал, решил, все равно так они меня не выпустят. "Ладно, - говорю, - пиши бумагу".
- Какую еще бумагу? - встревожился Касум.
- А, понимаешь, они так сказали, в бумаге написано, за что я деньги у них получил, если обману, они ее сюда в гепеу перешлют.
- И ты подписал?
- Зачем подписал, сказал: "Неграмотный я, палец приложу, ладно".
- Ну, подпись или палец отпечатать - это разница небольшая, пробормотал Касум.
- И я так думаю, сынок, - согласился Расулов-старший. - Потому и пришел к тебе прощаться.
- Прощаться?
- Я, конечно, плохой человек, через границу ходить никакая власть не разрешала, только бандитам помогать, которые в моего сына стреляют, амбары крестьянские жгут, я не буду. Иранцы говорят: "Нож не режет свою рукоятку". Решил так: пойду к начальнику Орлову, пусть меня сам в тюрьму сажает. Посижу, выйду, контрабанду брошу, хозяйством заниматься стану. Я на этой земле родился.
ГЛАВА VI. "НОЛЬ ПЯТНАДЦАТЫЙ" ВЫХОДИТ НА СЦЕНУ
Часов около пяти невысокий грузноватый блондин лет пятидесяти, в светлом полотняном костюме, соломенной шляпе и больших круглых очках, делавших его похожим на старую сову, приехал на фаэтоне на улицу Камо, отпустил извозчика и, внимательно осмотревшись, свернул в боковой переулок с неудобопроизносимым названием - Третий Нижнеприютский. Так же называлась раньше и улица, на которую он выходил, но ее переименовали, а про переулок забыли.
Дойдя до своей калитки, человек-сова достал ключ, потоптался, старательно "не попадая" в прорезь замка, и, зорко оглядев пустынный переулок, исчез за высоким, выложенным из камня забором.
Маленький дворик утопал в зелени. Могучий великан-карагач, словно папахой, накрывал его своей раскидистой кроной, вдоль забора топорщились листвой благородные лавры, на веранду, где хлопотала с керосинкой сгорбленная морщинистая старуха протягивал свои узловатые ветви старый орех.
