И теперь, сидючи бобылем на коммунальной кухне, он рубал их прямо со сковороды и ни о какой Сибири не думал.
– Понятно. – Валя почесал в бороде.
Крамер кивнул, отхлебнул из помятой кружки, вытащил из теста длинный белесый волос, обсосал его и положил сушиться на дальний конец стола.
– Где-то я этого товарища встречал, – сказал Крамер задумчиво. – Харя у товарища знакомая. Постой, а не он ли в школе на Садовой то ли учитель физики, то ли физкультуры. Или не он?
– Ладно, приятного аппетита. – Валя отвел меня в коридор, и мы встали в нише между личными шкафами жильцов.
В коридоре был полумрак, по ногам дуло. Напротив светилась щель под дверью жилища Повитикова.
– Александр, как ты думаешь, зима эта надолго?
Свет из щели померк, и за дверью послышался шорох.
– Зима, – сказал я, – не знаю, а вот человеческое любопытство, дорогой Валентин Павлович, похоже, не имеет предела.
Я показал на щель, Валя и сам видел. Осторожно, на цыпочках, он приблизился к двери и резко подал ее от себя.
– Извиняемся, что без стука, – сказал он бесцветным голосом. – Не ваша ли это мочалка с прошлой пятницы над плитой сушится?
Облако мутноватой пыли было Валентину ответом. Пыль, да скрип матрасных пружин, да слабое копошенье в подушках. Есть в жизни счастье – Повитикова отбросило на кровать.
– Зима – не знаю, – сказал я тремя минутами позже, озирая привычные стены Валиной комнаты.
… Стоял нежаркий июнь. На дню по многу раз моросило, и телепатему я принял, петляя меж привокзальных луж.
Отплюнув последнюю косточку пятнадцатирублевой черешни, я закурил «Беломор» (теперь не курю – бросил), прошел насквозь прямую кишку электрички и уже в вагонной трясучке понял, что дело дрянь. У выхода на площадку слева и справа сидели мои знакомые – Бежевый и Холодный.
Я их сперва не узнал – уткнувшись в бумажные полотенца, они терли глаза о строчки железнодорожной газеты «Гудок». Пять перегонов терли, на шестом, когда я отправился в тамбур на перекур, они недвусмысленно оседлали места напротив и теперь читали «Гудок», повернувшись в сторону тамбура.
Табак сделался горьким, я поморщился и подумал: «Спрыгну». Однажды я прыгал с поезда, правда, был юн и пьян, и поезд не летел, а тащился, как через минное поле танк. Так что, опыт имелся, и страха на удивленье не было.
За себя – не было. За нее – был. Если бы не моя беглянка и не телепатема, в которой она просила о встрече, я бы не то что прыгнул, я бы вообще не прыгал, я бы… Впрочем, Валя, не знаю. Сегодня ты мне помог, а тогда в электричке…
