Глава 18, короткая, как южная ночь
Фанерный фотограф Гоблин ворочался во сне, как медведь, почуявший у себя в берлоге долгожданный приход весны. Только снилась Гоблину не весна. Ему снилась старуха-совесть, бившая костяными пальцами по клавишам музейного клавесина. Она била по несчастному инструменту, напевая истерическим голосом партию индийского гостя из оперы Римского-Корсакова «Садко».
«Не счесть алмазов в каменных пещерах…» – пела старуха-совесть, сама же печальным глазом подмигивала Гоблину со значением.
Короче, фотограф понял, что счастье заключается не в деньгах, а в чем-то неуловимо тонком, чему на человеческом языке и слова еще толком не подобрали.
Он отбросил в сторону простыню, которой накрывался как одеялом, и пошлепал босиком к погребу.
А еще через пятнадцать минут его темная фигура в плаще возвышалась над скалистым обрывом, что-то прижимая к груди. Плащ, конечно, никакой был не плащ, а обыкновенная прозаическая пижама, но разрушить романтическую картину этой мелкой пошловатой деталью мы не в силах, да и к чему?
Представьте только: пятно луны пляшет в волнах, как безумная рыба. Свищет ветер… Нет, ветра не было. Если честно, не было и луны. Была тихая безлунная ночь, озаренная далекими сполохами затянувшейся ночной дискотеки.
Гоблин долго стоял у моря, словно спрашивал у волн подтверждения зародившейся в нем ночью догадки.
– Эгей! – прокричал он в даль, обращаясь неизвестно к кому – наверное, к Эгейскому морю.
Потом поднял над собой бутыль и с протяжным веселым присвистом что есть силы зашвырнул ее в волны.
Бутыль булькнула и пошла ко дну. Но фотограф этого не услышал. Он уже шагал вдоль обрыва, легкий и свободный как ветер.
Маэстро Клейкелю приснилась не совесть. Ему приснился волшебный сон, будто он на голубом «кадиллаке» в сопровождении эскорта мотоциклистов покидает еще сонную Богатырку. Солнце только вышло из-за горы, воздух легок, серебрист и прохладен, море мягкое и гладкое, как в Италии. Сам маэстро в концертном смокинге и сияющих от лака штиблетах.
Они следуют по утреннему шоссе и примерно в километре от Богатырки сворачивают на боковую дорогу. Через минуту величественная процессия плавно тормозит у ворот стоящего близ моря особняка, окруженного суровым забором. Здесь маэстро покидает машину, и услужливая рука охранника берет его легонько под локоток.
Он выходит из роскошного «кадиллака» и наблюдает со счастливым лицом, как ворота со страшной надписью «Не входить! Стреляю без предупреждения!» мирно перед ним открываются. Из них выходит бодрым шагом профессор, и в руках его расписной поднос. На подносе, как золотая рыбка, ключ от счастья маэстро Клейкеля. Щедрая профессорская душа передает ему в пожизненное владение все движимое и недвижимое имущество, которым Омохундроедов владеет.
