– Слушай, дорогой, мне не важно, образностью он берет или чем. Мне нужно, чтобы было по-русски. Чтобы перед читателем потом не краснеть.
– Хорошо, Николай Юрьевич, я исправлю. Ага, пусть будет «вминает». Нормально? По-моему, ничего. Вы как? – Собеседник господина директора торопливо написал на листке корректорский значок и замену. – Да, Николай Юрьевич, а поэмку-то я все-таки написал. Думаю, в «Альтернативном Пегасе» она будет очень даже на месте. «Зинзирь».
– Что «Зинзирь»? – недоуменно переспросил Николай Юрьевич.
– Поэма так называется. «Зинзирь». Вот, слушайте. Вы первый, кому я ее читаю.
– Витя, скинь на дискете. Дел по горло, некогда мне сейчас тебя слушать.
– Ну, пожалуйста, хотя бы начало. Да я, собственно, уже начал. Вот. – Откинувшись на широком стуле, составитель, редактор, а теперь уже, возможно, и один из счастливых авторов тома фантастической поэзии «Альтернативный Пегас», готовящегося к выходу в «Фанте Мортале», с грубого языка прозы перешел на язык поэзии.
Заброшенная металлическая халупка
Одиноко стояла на первобытной планете Зинзирь.
Вдаль тянулось болото глыбко и хлюпко,
Бескрайнее, как на планете Земля Сибирь.
К халупке зимой, когда подмораживало,
Осторожно подкрадывался дикий абориген по льду.
Лапой, как мифический Вий, приподнимал своё веко оранжевое
И подолгу смотрел, ворочая огненным языком во рту.
Так он смотрел, смотрел и молчал подолгу,
Пока не кусало солнце и не оживала вода,
Затем уходил, и всю дорогу до дому
В узких его глазах стояла халупка та.
В узких его глазах виденье стояло сладко,
Когда на привалах он болотную воду пил:
То была мертвая земная девушка-космонавтка,
И он ее, мертвую, больше живой любил.
Когда-то однажды подкрался он к ней с дубиною
И раздробил ей голову, не думая, что будет потом страдать.
С тех пор и назвал он девушку своею любимою,
С тех пор и приходит к халупке, чтоб над могилкой ее рыдать…
– Достаточно, Витя, хватит, – остановил его Николай Юрьевич.
– Ну, Николай Юрьевич, ну, дослушайте, осталось еще восемь четверостиший. В конце будет самое интересное. Девушка-то, оказывается, не умерла…
– Некогда, Витя, честное слово, некогда.
– Ну, а в целом, Николай Юрьевич, как, хорошо?
– Хорошо-то хорошо, Витя, но слишком длинно. Надо бы сократить. Объем сборника небольшой, а вас, поэтов, как… в общем, много.
– Хорошо, сократим, почему нет? Значит, я включаю свою «Зинзирь» в «Альтернативный Пегас». Да, Николай Юрьевич, я тут вашего редактора встретил. Вепсаревича Ивана Васильевича, ну, который на «Библиотеке шедевров».
