Сын орла орлом родится,
Славу взять во власти смелых:
Речь учтива Тюра копий,
Сталью острый взор блистает!
Это выглядело так, будто все три стиха она сложила прямо тут же. Если бы ее спросили, она не стала бы этого отрицать. Но, право же, за два дня плавания у нее имелось достаточно времени, и она знала, конечно, что у Хеймира конунга есть жена, сын и дочь, с которыми ей чуть раньше или чуть позже приведется встретиться.
– О! Какой роскошный подарок! На меня как будто повеяло свежим ветром удачи! – восхищенно воскликнул Эгвальд ярл. Может быть, его восторг перед стихом был несколько преувеличен, но зато его желание сделать приятное Ингиторе дышало несомненной искренностью. – И уж я не буду спрашивать совета у конунга! Я и сам знаю, как положено платить за такие отличные песни! Подожди меня немного, я сейчас!
Не обращаясь ни к кому с поручениями, он поспешно выбежал из гридницы, провожаемый добродушными, любящими улыбками всех, в том числе и конунга. Вернулся он довольно быстро, и в руках его что-то блестело.
– Вот! – с торопливым ликованием, словно малейшее промедление грозило смертью, он на ладонях протянул Ингиторе золотое ожерелье. – Уж это будет не хуже, чем матушкино платье и застежки Вальборг! Это я добыл на Зеленых островах еще год назад и все это время хранил, как будто знал, что ты приедешь за этим! Тебе нравится?
– Это ожерелье гораздо длиннее моего стиха! – ответила Ингитора, разглядывая подарок и с трудом заставив себя оторвать от него взгляд, чтобы посмотреть на «дарителя злата[18]». – Ты чересчур щедр, Эгвальд ярл.
Ожерелье казалось истинным чудом: из золотой проволоки были сплетены одинаковые плоские цветы со множеством лепестков, и даже крохотные золотые шарики пыльцы виднелись на их тонких тычинках. Между собой цветы соединялись золотыми бусинками, тоже узорными, а все вместе было достойно самой богини Фрейи в весеннем уборе!
Видар копий Вар веретен
Светом вод на песнь ответил,
Блеск волны разлил сиянье —
Благо скальду, ярлу слава!—
сказала она, и лицо Эгвальда ярла снова озарилось удовольствием. Ингитора тоже осталась довольна своей предусмотрительностью: возможность подарков она предполагала, а кеннинги дара и дарителя в своей звонкой пышности так неопределенны, что подходят к чему угодно и к кому угодно.
– Я буду рад, если это достойно тебя! – искренне сказал Эгвальд ярл и вложил ожерелье в руку Ингиторы. – Я и сам считал его замечательным сокровищем, но сейчас я так рад, что могу тебе его подарить!
