От Пестрой долины Торвард конунг пошел один. Здесь, в Медном Лесу, жизнь кипела гораздо заметнее, чем на побережьях, и не раз за день Торвард замечал натоптанные тропинки через леса и луга. Часто попадались поля, с которых уже убрали урожай, каменные ограды, сенные сараи. Особое внимание Торвард обращал на открытые выходы железной руды: они попадались везде, и черно-рыжие куски породы, весом тяжелее камня, пачкающие пальцы ржавой пылью, валялись под ногами. В этом и заключалось главное богатство Квиттинга, во многом послужившее причиной войны. Возле каждого жилья встречались разработки: копи, где руду просто вырубали кайлом из склона оврага, угольные ямы, глиняные плавильные печи. В воздухе висел запах дыма, возле печей шевелились фигурки трудолюбивых местных жителей. Если кто-то собирает дань с этих мест, то он совсем не плохо живет!
Но всякое жилье Торвард обходил стороной и старался никому не показываться. Из-за этого немалую часть пути ему приходилось одолевать прямо по нехоженому лесу, перебираться через мелкие каменистые речки, подниматься к перевалам и снова спускаться в долины, заросшие ельником. Путь его лежал прямо на север, на который указывало множество примет, известных каждому ребенку, и он не боялся сбиться даже без дорог.
Путь ему давался нелегко: каждый шаг по этим местам стоил труда. Он словно бы не до конца проснулся после поцелуя Девы Битв и не вполне отдавал себе отчет, где он и что с ним. Все время казалось, что какие-то маленькие, но цепкие лапки хватают за башмаки, мешают идти, и Торвард бессознательно потряхивал ногами, пытаясь сбросить этих невидимых троллей. Все это отчасти было ему знакомо: он уже бывал в Медном Лесу и знал, как упорно и умело здешние жители защищают свою независимость. Чего стоила одна усадьба Вигмара Лисицы, которую они искали на склоне горы, а она вдруг показалась им на дне озера, да еще так сильно тянула к себе, что его люди чуть было не попрыгали все с обрыва в воду…
С бессознательным усилием делая шаг за шагом, он все шел и шел, а душой его овладевало странное равнодушие. В голове бродили какие-то бессвязные и неприятные обрывки: он думал о Регинлейв, о битве на Остром мысу, эти мысли его угнетали, а потом он никак не мог вспомнить, куда и зачем идет теперь. Несколько раз он обнаруживал, что все-таки сбился и бредет не на север, а на северо-запад. Поправившись, он шел дальше, следя за потеками смолы и за лишайниками на хвойных стволах, и почти не помнил, зачем ему нужен этот ускользающий север. Однажды он буквально задремал на ходу и, споткнувшись, довольно сильно ударился лбом о ствол ели. Где-то на ее вершине ему почудился тоненький издевательский смех, и он долго смотрел в зеленые ветки вершины, стараясь сообразить, кто же это смеется, как будто тот мог быть ему знаком.
