– В горнице еще больше, – сообщил Еловит, наблюдая за гостем. – Зайдешь – расчихаешься. Ты скажи прежде – счеты сводить надумал? Знавал того купца?
– Да нет вроде. Водяницы растревожились, вот и заглянул проведать.
– Наглядел чего? – Мельник выжидательно замер с кувшином, занесенным над кружкой. – Говори уж, не томи!
Ивор помолчал, подбирая слова.
– Кто-то забрал жизнь, которая ему не принадлежала. Водяницы пытаются вернуть украденное, но выходит еще хуже. Равновесие нарушено, Еловит. Я должен его восстановить, пока не слишком поздно.
– А ежели не сумеешь?
– Должен. И как можно скорее.
Медовуха наконец потекла в кружку, остановившись вровень с краями.
– Ты, бают, давеча у старосты гостил? Выведал что хотел?
– Я с ним не разговаривал, – пожал плечами ведьмарь, за хрусткий рыжий хвостик вытягивая с тарелки белоглазую плотку.[18] – Посидел, поглядел, что за он, да и пошел прочь…
– Ну, дурень! – вырвалось у Еловита. – С самим старостой заелся?! Ох, припомнит он тебе это!
И, неожиданно понизив голос, добавил:
– А ведь правильно. Что этот староста знает, по двору своему князем выхаживая? Ему-от скажут, что он слышать хочет, а в кармане шиш сложат.
– Ну, скажи ты лучше, – добродушно предложил Ивор, отделяя рыбий бочок от костистой нитки хребта.
Гулко стукнулись кружками, отхлебнули.
– Слухи передавать – последнее дело, – смочив горло, начал Еловит. – Я с тем купцом дружбы не водил, пару раз издали приметил, да после ходил со всеми на тело глядеть. Дрались они там, по земле видать, мурава клоками выворочена. А топором сзади ударили, темя рассеченное до сих пор перед глазами стоит. И стволы высоко кровью забрызганы – выходит, стоячего убивали. Двое их было, как пить дать. С одним схватился, второй сзади подошел неслышно да по затылку и тюкнул.
Ивор кивнул. Медовуха была хорошая, крепкая и душистая, на травах. Рыба тоже удалась на славу.
– Про соседей своих что скажешь?
– А ничего не скажу. Ни с кем он не бранился, покладистый мужик был, зацепи – и то не сразу осерчает. Третий год к нам ездил, женился вот по весне. Красивую девку взял, веселую. Кметка твоя тоже спрашивала, я ее потехи ради на старостиных сынков науськал, главных разгильдяев на селе; теперь не разговаривают с ней, разобиделись. Пристала, поди, как банный лист: отчего да почему первыми с озера ушли, на труп долго глядеть не стали, да притом пересматривались хмуро? Было бы на что глядеть…
– Она-то сама что за птица?
– Жалена? Кто ее знает, вроде и бойкая девка, а скрытная. Посиделки давеча были – не пошла, цельный день на лавке у забора просидела, все оружие свое перебирала до вострила. Парни мимо шли, шутку обронили, так она, худого слова не говоря, нож метнула, одному вихор напрочь снесла.
