Кошка встрепенулась, прислушиваясь. Соступила на мерзлую землю, зябко потопталась, глядя в сторону озера.
Теперь и Жалена услышала жалобный, приглушенный расстоянием детский плач. Сразу подумалось – отстала от непоседливой ребячьей ватаги чья-то младшая сестренка, надумала домой вернуться, а вышла прямиком к страшному Крылу. Где уж тут не растеряться, не расплакаться!
Жалена кинула взгляд на безмятежно спящего ведьмаря. «Рассвет проспал, и служба моя тебе без надобности» – с горечью подумала она. Пожалел ее гордость, не сказал давеча: «Да на что ты мне сдалась, только под ногами путаться будешь, еще увидишь, чего не следует…».
«Пойду, подберу девчонку» – решила Жалена. – «Солнце, хоть и не показывается, давно горбушкой из-за земли выглянуло. Водяницы же еще до рассвета в омута попрятались».
Кошка увязалась за ней – черная беззвучная тень на тонких лапках. Странно она смотрелась в лесу – не то неведомый зверек, не то пакостница-шешка[14] прибилась к одинокой путнице, семенит торопливо, боясь упустить поживу.
Изо рта вырывался белый парок, в груди пощипывало; одно хорошо – замерзла грязь, сапоги больше не промокали и идти было легко, весело.
Озеро открылось Жалене внезапно: впереди то ли сгустился лес, то ли припала к земле и без того низкая туча; еще десяток шагов – и далекая, казалось, чернота в одночасье обернулась водной гладью, мрачной и неприветливой. Тростниковые перья Лебяжьего Крыла, сухостой выше человеческого роста, по-змеиному шипели-шуршали на ветру. В разрывах серел песок, клоки черных мертвых водорослей тщились выползти на берег, отчаянно цепляясь за него колючими лапами. Вглубь затоки уходили на пару-тройку саженей простенькие, но добротные мостки – две длинные доски, без гвоздей пригнанные ко вбитым в дно кольям. Бросилась в глаза знакомая прогалинка у воды; были тут и Жаленины следы; зато не сохранилось, к ее великой досаде, ни единого отпечатка убийцы, как, впрочем, и убиенного – любопытные вытоптали подчистую, весной, поди, и трава не сразу вырастет.
Недоброе было озеро. Чистое, спокойное, а вот – недоброе, и все тут. И плача Жалена больше не слышала. Покрутила головой – никого. Опоздала?
Кошка пробежалась по мосткам, замерла на самом краешке, подавшись вперед и вниз, словно высматривая неосторожную рыбку, и вдруг замяукала – тонко, с примурлыкиванием, словно подзывая котенка.
Тростники на миг прильнули к озерной глади, трепеща от натуги под тяжелой ладонью ветра, а когда выпрямились – в воде у самого берега стояла девочка. Хрупкая, большеглазая, сквозь тонкую льняную рубашонку просвечивает худенькое тельце. Развеваются по ветру пушистые льняные волосенки, скользят по ним зеленоватые блики, как по беспокойной речной воде… В широко распахнутых глазах – боль, мольба, недоумение. «Помоги мне, добрая женщина… – упрашивали зеленые, как молодая травка, глаза. – Забери меня отсюда, окажи милость… Холодно тут, страшно…»
