Юлий наконец решился зайти к Харитине – впервые после смерти Валидовны. Забрать кой-какие вещи, например. Да и вообще – нехорошо получалось: то носу оттуда не казал, а теперь туда носу не кажет. Самое неприятное заключалось, однако, в том, что Юлий по какой-то причине чувствовал себя виноватым. Не по-доброму они расстались с Валидовной, вот уж точно. И теперь не помиришься, разве что за гробом, как говорится. Утешение слабое. И хоть это его по голове огрели, а не иначе, все равно Юлия глодала тягучая тоска. Может быть, если поговорить по-хорошему с Харитиной, будет полегче.
Но Харитины в полуподвале не оказалось, и Юлий почувствовал облегчение, даже развеселился. Неизвестно ведь, как бы его Харитина встретила. Вдруг тоже убийцей считает. Еще хуже тогда выйдет.
Ничего из своих вещей Юлий ни забирать, ни даже искать не стал, вышел из подвала на улицу – точно на волю выбрался, заложил руки в карманы, присвистнул.
И тут он лицом к лицу столкнулся с Макинтошем.
– Ух ты, – сказал Юлий, изобразив на лице удивление, – да это же Макинтош.
– Собственной персо, – отозвался Макинтош независимо. – А ты чего приперся? Харитины нет, она теперь в сторожихах. Слыхал, как Валидовну убили?
– Слыхал, – хмуро ответил Юлий.
– С подробностями слыхал или в общем? – настаивал Макинтош.
– С подробностями, – буркнул Юлий.
– А слыхал, на тебя говорят, будто ты ее убил?
– И это слыхал, но только это неправда.
– Точно, – сказал Макинтош, на всякий случай держась от Юлия на безопасном расстоянии, – где уж тебе убить.
– Негде, – не стал отпираться Юлий. – Я Валидовну и пальцем не трогал.
– Ее опасно трогать, – сказал Макинтош мстительно и вынул из кармана раскладной ножик. – Видишь? И ко мне близко подойдешь – я тебе под ребра засажу.
– Не подойду, – обещал Юлий. – Я теперь долго пить не буду. Может, никогда.
Макинтош сунул ножик обратно в карман и проговорил как ни в чем не бывало:
– Тогда хорошо.
Они пошли рядом, беседуя, как добрые приятели.
Юлий спросил:
– Ты про Леньку Пантелеева знаешь?
Макинтош кивнул, внимательно глядя себе под ноги. Он явно думал о чем-то – о чем-то важном, прикидывая, стоит ли об этом вообще с Юлием разговаривать. Слова так и вертелись у него на кончике языка, не решаясь, однако, сорваться.
